Возмездие Дамеона - Андрей Быстров Страница 22

— Новости о нашем друге, — откликнулся Гордин, как эхо. — Ну-ну…

— Наш друг в звании капитана 1-го ранга переведен в Москву, в штаб флота. Должность установить пока не удалось, но он работает под непосредственным началом адмирала Березина. Проживает по старому, то есть известному нам адресу.

Лицо Гордина потемнело.

— Штаб флота! — Он грохнул кулаком по шаткому столику. — Значит, в море больше не ходит… Ну ничего, змея, я заставлю тебя выползти из норы… — Он влил в глотку добрых полфляги обжигающего напитка, перевел дыхание и сказал более мирным тоном:

— Продолжайте сбор информации. Тащите в улей все, что сумеете раскопать.

— Мой человек ходит по лезвию, — напомнил Шеппард. — Слишком частые контакты нежелательны.

Да, его человек воистину ходил по лезвию. Шеппард не мог направить в Москву Амма, и приходилось действовать через наемников. Потратив шесть месяцев и двести тысяч долларов только на предварительную рекогносцировку, Шеппард все-таки преуспел: его агент умудрился завербовать мичмана советского флота, подвизавшегося в штабе и имевшего ограниченный доступ к личным делам офицеров. Мичман — невелика фигура, и совсем нелегко ему было разыскивать интересующие нанимателя документы, устраивать встречи, передавать добытые сведения. Правда, платил Шеппард не скупясь.

— Ваш человек ходит по лезвию. — Гордин будто задался целью начинать каждое высказывание с повтора реплик собеседника. — Да мне плевать! Я должен получать то, что хочу, а там пусть его расстреляют.

— Если его расстреляют, — резонно заметил Шеппард, — мы лишимся нашего единственного источника.

— Тогда думайте, как этого избежать! Не забывайте, это было главным условием. Только поэтому я служу вам, как собака…

Лихорадочный блеск в глазах пьянеющего капитана насторожил Шеппарда. Что это — действие алкоголя или признак душевной болезни? Если второе, дело плохо. Зациклившимся на параноидальной идее Гординым будет трудно управлять.

— Я доберусь до сукина сына, — прохрипел Гордин, отправляя в рот очередную порцию виски. — Пусть мне придется ждать годы… И годы… И годы…

Матрос Иван Варламов стоял на берегу, объятый знойными волнами испепеляющей жары. Уши терзал невыносимый, омерзительный вой генераторов помех. Спутники нового времени были уже не те, что в семидесятых годах XX века. Они умели вести съемку и в инфракрасном диапазоне, а также производить активное зондирование в выбранных точках. Чтобы перекрыть инфракрасную полосу спектра, пришлось добавить низкочастотные излучатели Дамеона, вызывающие интерференцию волн, но и это обеспечивало безопасность лишь процентов на восемьдесят. Модернизированные генераторы, разработанные Амма по технологиям делорга, были бессильны против импульсного зондирования — тут оставалось уповать на удачу.

Самолетов Шеппард остерегался меньше, чем спутников. Коммерческие и частные линии проходили много севернее, аппаратура же высотных разведчиков мало отличалась от космической. Угрозу представляло конкретное придирчивое внимание к острову Као-толу-тонга, а его пока никто не проявлял. Подвести могла и случайность — заблудившийся самолет, проскочивший кордоны чей-то катер, — но случайность не учтешь. Столько лет их не происходило… Работали генераторы, храня тайну Као-толу-тонга, платой за нее был ужасающий, никогда не прекращавшийся высокий звук: йеууу… йеууу… йеууу…

Варламов отвязал от причала пластиковую лодку и погреб к «Мейфлауэру», безмолвно замершему метрах в трехстах от линии прибоя. Матрос поднырнул под маскировочную сеть и через открытый настежь люк спустился внутрь.

Здесь не были слышны постылые генераторы. Тишина и полумрак наполняли отсеки подводной лодки, и в воздухе витали почти физически ощутимые признаки безумия. Кто-то напевал вблизи камбуза песню Высоцкого, скорее всего некогда переданную по московскому радио на коротких волнах: «Уходим под воду в нейтральной воде…» Песня оборвалась, сменившись неразборчивым бормотанием и взрывами истерического смеха. Варламов направился в девятый отсек, после пожара переоборудованный стараниями Шеппарда в грузовой трюм.

Сейчас трюм был свободен от грузов. Там неярко горели желтые лампы, и за деревянным столом, больше похожим на ящик, полудремал седой старик в компании бутылки «Джека Даниэльса». Его невидящие глаза бессознательно зондировали пространство из-под прикрытых век.

«А ведь капитан не так уж стар, — подумалось Варламову. — Сколько ему — шестьдесят шесть? Шестьдесят восемь? Выглядит на все восемьдесят».

Матрос шагнул вперед. Гордин встрепенулся, повернул голову на шум. Его рука дернулась, сталкивая на пол стопку журналов «Солджер оф Форчун», далеко не свежих, невесть из каких завалов выкопанных — номер, упавший сверху, был датирован сентябрем 1996 года.

— Это ты, Иван, — с пьяным миролюбием выговорил Гордин. Язык его заплетался, но нехитрые мысли он еще мог формулировать. — Пришел выпить со мной? Садись, налью.

— Я не за этим пришел, — смутился Варламов.

— А зачем? — деланно изумился командир. — Чем нам еще заниматься? Давно, очень давно «Мейфлауэр» не выходил в океан. Корабль мертвецов, он и сам мертв…

Неизбывная, глубинная печаль звучала в словах Гордина. За прошедшие годы его экипаж сократился до восьми человек. Умерли от болезней старпом, штурман Ремизов, командир дивизиона живучести (о, какая ирония!) Власов, лейтенант-инженер Букреев… Несколько самоубийств, из которых страшными подробностями запомнилась смерть мичмана Черкасова. Он заперся в камбузе, на стук и оклики не отзывался. Когда взломали дверь, Черкасов лежал навзничь на разделочном столе с перерезанными венами на обеих руках. Большой мясной нож торчал из его горла там, где проходит сонная артерия. Мичман разделал сам себя…

Но еще более чудовищной была история матроса Мищенкова, который сошел с ума и забаррикадировался в командирской каюте. Он то пронзительно хохотал, то рыдал, то цитировал Апокалипсис (подобной литературой экипаж «Мейфлауэра» снабжал Шеппард): «Я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны… Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, и помрачились солнце и воздух… И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть…»

Когда выбили дверь, Гордин ворвался в каюту первым и замер, не в силах пошевелиться. На него надвигалось НЕЧТО, лишь отдаленно напоминавшее человека. Хуже всего были глаза на этом ужасном лице, сверкающие, отрешенные, смотрящие сквозь земную твердь и толщу воды прямо в ад… Монстр, в которого превратился покладистый и добродушный матрос, протянул руки-клешни к горлу командира. Руки были в крови — Мищенков разодрал себе предплечья оторванной от окантовки стола металлической полосой.

Гордин выстрелил ему в голову — не из страха, из милосердия. Только это мог сделать командир для своего матроса…

Список жертв злосчастного «Мейфлауэра» дополняли двое, застреленные автоматчиками из службы безопасности Шеппарда при попытке к бегству. После этого случая все рейсы подводной лодки сопровождали неразговорчивые вооруженные атлеты.