Остров забытых роботов - Сергей Жемайтис Страница 22

— Мне все время казалось, что дверь кабины захлопнется.

— Нажал бы кнопку — и все?

— Эх ты! А еще психоаналитик. Если бы из нее так легко можно было выйти, тогда зачем двери с таким замком? Там нигде не было кнопки для открывания дверей кабины. Наверное, есть еще пульт. Или их открывал особый человек, когда эти двое забирались сюда. Настоящие мышеловки. Представь, что тебя закрыли в такой коробке и потом захлопнули все двадцать дверей. Самочувствие не из приятных. Наверное, поэтому они и удрали при первом удобном случае. И самое главное: что бы произошло, если бы этот, — он кивнул на дверь левой кабины, из которой только что вышел, — если бы этот не обронил ключ?

— Вначале надо узнать, для чего желтая кнопка.

— Какая логика! Ив, ты самый здравомыслящий человек, с какими мне приходилось встречаться, — Костя сделал еще несколько едких замечаний по моему адресу, затем потер лоб. — Какое множество загадок. Ракет давно нет. Остальное, хотя прошло столько лет, все на месте. — Он рассеянно взглянул на экран. — Какая туча попугаев уселась на роботов! Кто-то знает, что здесь происходило. Может быть, последняя атомная база? Последний этап разоружения?

Мы принялись за дальнейший осмотр зала. Если исключить кабины, решетчатый экран над столом и микрофон в виде гремучей змеи, то здесь все напоминало главный пост управления на нашей биостанции. Особенно система телевизионной связи. Мы медленно обошли все подземелье. Когда Костя подходил к панели, невидимый свет вспыхивал ярче. За щитами из пластика под мореный дуб поблескивали невообразимо сложные схемы электронных приборов. Угадав мои мысли, Костя сказал:

— Все это кажущаяся сложность. Примитивные приборы всегда сложны на первый взгляд. Совершенство — просто. Старая истина, Ив!

И хотя мы достаточно сильно прочувствовали состояние операторов, заточенных в пластиковых коробках и закрытых множеством стальных задвижек, сами (за исключением Костиных переживаний в кабине) чувствовали себя превосходно, как в детстве, забравшись в комнату ненужных вещей. Ни я, ни Костя особенно не ощущали замкнутости пространства, наверное, потому, что были уверены, что в любое время сможем выбраться отсюда, и еще потому, что с большого экрана все время доносились голоса птиц, свист ветра, рычанье океана. В последний раз мы взглянули на экран и радостно воскликнули: на площадь вышли Петя Самойлов и Ки.

Их лица выражали озабоченность и тревогу.

— Следы ведут к центру, — сказал Ки. — Идем.

Петя благоразумно остановил его.

— Постой! Пойду я, а ты останешься в резерве.

— И буду наблюдать, как тебя схватят роботы…

Костя остановил их спор, сказал в микрофон:

— Привет, ребята! Мы в довольно уютном подземном сооружении. Отсюда управляли всем этим хозяйством. Стойте! Ни шагу по площади. А не то познакомитесь с «солдатом»!

Ребята засияли.

— Все прекрасно, — сказал Ки и процитировал изречение какого-то индийского мудреца: — «Кто ищет — тот находит, хотя не всегда то, что искал», — К цитате прибавил: — А нам повезло вдвойне: мы нашли и то, что искали, и то, чего не искали. Остров густо заселен роботами.

На пороге операторской мы оглянулись, помахали рукой Пете и Ки, забыв, что здесь только односторонняя связь, и увидели, как двери в кабинах одновременно с лязгом захлопнулись, а из стены перед нашими носами медленно поползла толстая стальная плита.

Не обмолвившись ни одним словом, мы бросились бежать и чувствовали, как за спиной пощелкивают броневые двери.

Петя говорил, пожимая нам руки:

— Заставили вы нас пережить несколько довольно неприятных минут.

На пути к лагуне мы зашли еще в один дом. В нем сохранились оконные стекла, двери оказались плотно закрытыми, попугаи не смогли ворваться в него и навести там свой «порядок». Двери гостеприимно раскрылись, когда мы поднялись на широкое крыльцо из популярного здесь зеленого цемента. В холле пахнуло прохладой, окна, матовые от осажденной на их поверхности соли, скупо пропускали солнечный свет. В доме можно было жито. Старомодная мебель, довольно удобная, очень хорошо сохранилась. Я все время испытывал такое чувство, что вот-вот войдут люди, живущие здесь.

Мы сидели в низких креслах гостиной перед таким же низким столом, покрытым коричневым лаком. Вошел Ки. В руках он держал пожелтевшие листки бумаги.

— Нашел на полу в спальне. Там хаос. Мне показались они интересными. Какие-то записи.

Десять страничек, исписанных крупным, неровным почерком. Читал Костя, а иногда мы все вместе расшифровывали непонятные или сокращенные английские слова. Это были записки солдата, участника войны в джунглях. Эдгар Каули, автор записок, набрасывал их урывками, пропуская иногда по целому месяцу. Что-то мешало ему делать систематические записи. Здесь я приведу только несколько выписок из дневника, полностью они опубликованы в «Историческом вестнике» № Н-3-9, а также выпущены в издании «Открытия и находки».

3. Х.

Из всего отряда в сто человек нас осталось только пятеро. Необыкновенное везенье. Теперь только спать, есть человеческую пищу и ни о чем не думать! Не так уж плоха жизнь, черт подери!

8. XI.

Шесть дней в Майами были необыкновенным сном. Гуд бай, Америка! Я снова становлюсь профессиональным убийцей.

20. XI.

Перед атакой мы принимаем таблетки «Прощай, совесть» — так прозвали новый допинг. После приема каждый из нас, не дрогнув, может прикончить родную мать.

3. XII.

Странно, что я до сих пор ни разу не ранен, хотя все ребята, с которыми я начинал, уже гниют в цинковых гробах или съедены зверьем в джунглях. Хотя я не прячусь и прослыл храбрецом. Все это чушь — храбрость, просто мне все равно. Я знаю, что мне не выбраться. Какая была бы подлость, если после всего останусь жить.

10. V.

Через полтора месяца я выберусь из этого ада. Неужели все это останется позади и я смогу смыть с души грязь, кровь, слезы своих жертв? Все возможно. Живут же подлецы и почище меня. Все зависит от точки зрения на происходящее. Главное — сохранить в себе остатки человека. Есть ли они?

15. V.

Сегодня встретил Джона Хеймена из отряда «зеленых беретов», он вернулся из очередной «экскурсии».

Жаловался, что невыгодно стало работать. Правда, теперь он получает за ухо убитого не десять, а пятнадцать долларов, но говорит, что все труднее становится добывать монеты. И все опаснее.

25. VI.

Дождь. День и ночь хлещет теплый водопад. Весь мир размок. Лагерь под серым колпаком с дырами, а там, наверху, океан теплой воды. Наши дожди — легкий туман из пульверизатора. В этом милом месте я пробуду целый месяц. Как старый опытный ландскнехт, я должен обучать туземцев стрельбе из автоматов и прочим нехитрым приемам уничтожения себе подобных. Но все понимают, что это рискованное занятие. Они только и ждут, чтобы им выдали оружие, и тогда перестреляют нас и уйдут в джунгли. Мы, то есть белые, по целому дню сидим в баре, а они — в бараках с дырявыми крышами. Для поддержания боевого духа каждый день по радио передается беседа, одна и та же — о наказаниях за неповиновение, дезертирство, подстрекательство к мятежу, кражу оружия и пр. воинские преступления. Наказание одно — расстрел. В довершение передается длинный список казненных. Каждый четверг, опять-таки в целях повышения боевого духа, в лагере происходит публичная казнь. Делается это по-будничному, на скорую руку, никому не хочется мокнуть. Солдаты жмутся к стенам казарм, командование стоит под специальным навесом. Режущий душу залп из автоматов — и то, что мгновенье назад было человеком, падает в яму с водой. Жуткая штука эта яма с коричневой жижей…