Изнанка прошлого - Руслан Муха Страница 23

По закону мы должны были выбрать наказание для Глеба. Мы это обсуждали с отцом на протяжении последних дней не единожды. Отец настаивал на кровной мести, желал, чтобы Быстрицкому нанесли такие же раны, как мне. Но мне не позволила это сделать совесть.

Я понимал, что отец зол из-за того, что мы не сумели добиться справедливости, но я все же отговорил вымещать всю злость на Быстрицком, который и сам в данном случае оказался жертвой. Поэтому мы решили затребовать денежную компенсации, ее размер уже заранее должен был назначить Верхний имперский суд на случай, если мы не выберем кровную месть.

Мы приехали в муниципальный сектор раньше назначенного времени на пятнадцать минут. Отец припарковал тетраход на стоянке у здания суда, здесь уже стоял еще один тетраход — новейшая скоростная модель изумрудного цвета. Она здесь, на серой муниципальной стоянке поблескивала, как драгоценное колье на старой деве. Такой тетраход невольно приковывал взгляды всех окружающих своей нарядностью и шиком. От наших взглядов он конечно же тоже не ускользнул. Но после мы увидели родовой герб на боковых дверях этого тетрахода — буква Б в вензелях и два золотых коня, вставших на дыбы. Герб Григанских.

— Выпендрежник, — зло усмехнулся Олег, окинув тетраход оценивающим взглядом, когда мы вышли наружу.

Отец бросил в сторону Олега мрачный взгляд, а потом снова перевел его на тетраход, словно бы ожидая, что из него должен кто-то появиться.

Окна изумрудного тетрахода были затемнены, поэтому сложно было понять, есть там кто-то внутри или нет. Но судя по тому, что заседание еще не началось, наверняка владелец транспорта был внутри. И к нам он выходить явно не собирался.

— Какого черта он сюда приперся? — спросил отец, продолжая сверлить тетраход взглядом.

Мы с Олегом тактично промолчали. Ясно было зачем — чтобы позлорадствовать, посмотреть на наши лица, когда огласят приговор и порадоваться тому, как лихо он нас уделал.

О том, что Родомир явиться на заседание я догадывался. Все же он, как подозреваемый тоже фигурировал в деле, но его не признали виновным, а значит являться сюда не было необходимости.

— Не важно! — так как ему никто не ответил, сказал отец, а после решительно произнес: — Пойдёмте, подождем внутри.

Мы отправились в полусферическое здание суда, окруженное множеством флагштоков, на них развевались флаги всех княжеств и графств Славии. Внутри здания длинные коридоры вели в разные отделения служебных помещений по кругу, но главный — большой и широкий коридор вел в зал судебных заседаний.

У входа в зал уже топтался народ, я сразу отметил, что все они газетчики — памяти шары у каждого второго, блокноты и карандаши у всех наготове. Особенно сложно было не заметить, как они оживились при нашем приближении. Но защитники тут же оттиснули их подальше, не позволив даже приблизиться к нам. Они загалдели наперебой:

— Князь Игорь, вы уже выбрали наказание для подозреваемого?

— Княжич Ярослав, вы желаете кровной мести для вашего одноклассника?!

Все их вопросы мы проигнорировали и прошли мимо, газетчиков не допускают на суды аристократов, и они все узнают только после того, как закончится слушание.

Мы пришли первыми. В зале суда был только следователь, который занимался нашим делом, и еще несколько защитников, следивших за порядком.

Зал представлял собою круглое, многоярусное помещение с массивными ступенями, которые уходили вниз к центру, где стояли судейские трибуны и клеть для подсудимых. Все остальное пространство занимали скамейки, обвившие полукольцами каждый ярус.

Мы сели на нижний ярус, поближе к судейской трибуне. И только мы разместились, как в зал вошли: понуривший плечи Григанский-младший, Борислав как-то зашуганно покосился на меня, и когда увидел, что я на него смотрю, тут же потупил взгляд. Впереди же шел чинно вышагивающий впереди Григанский-старший — весь такой нарядный-парадный, в золотом камзоле и рюшах на груди, с тростью, которой он пристукивал по ступеням, каждый раз, как ступал. Трость ему явно была не нужна, тощие ноги Родомира вполне себе бодро перешагивали по ступеням, такие трости обычно носили в качестве оружия и внутри наверняка спрятана шпага. Если я раньше считал Борислава слизнем номер один, то теперь это звание я не раздумывая присвоил Родомиру. Надменное лицо с каким-то непроходящим брезгливым выражением, зализанные за уши белесые волосы, и злые маленькие глазки так и бегающие по залу, явно выискивая нас.

Отец заметно напрягся, я сидел рядом и почувствовал, как напряглись его мышцы. Родомир весело и нахально улыбнулся, взмахнув нам приветственно тростью. Отец его не приветствовал, а только окинул тяжелым взглядом и, отвернувшись, зло сжал челюсти.

Зря Григанские приехали. Я уже предчувствовал беду, и больше я опасался за отца. В порыве гнева он мог наделать глупостей.

Я покосился на Олега, который сидел по другую сторону от отца, тот едва заметно качнул головой и поджал губы, намекая, что сейчас лучше отца не трогать и никак не комментировать происходящее.

После в зал вошла женщина, с грустным, уставшим тощим лицом. Женщина кивком приветствовала Родомира, бросила в нашу сторону равнодушный, изнеможённый взгляд и села подальше ото всех — а это наверняка мать Глеба. Еще несколько людей вошли в зал суда, которые мне были незнакомы, а после ввели и самого Глеба.

За эти несколько недель он заметно исхудал, хотя Глеба и так вряд ли когда-либо был крепышом. Пока его вели к клети внизу зала, Быстрицкий ни на кого не смотрел: не выискивал взглядом мать, не кивал приветственно Григанским. Его взгляд был такой отрешенный и пустой, словно из парня души вытащили, оставив лишь блеклую изнеможенную оболочку.

Мать Глеба, увидев сына, поднялась с места, беспомощно заламывая руку, она смотрела с какой-то умоляющей надеждой на него, словно бы ждала, что он посмотрит и увидит, что она здесь с ним рядом. Но Глеб не повернулся, он продолжал безучастно смотреть строго перед собой.

Быстрицкого завели в клеть для преступников, защитник запечатал ее чародейским замком — артефакт мигнул белым светом, а после с другой стороны зала показался и судья: шаркающий, сутулый старик с длинной седой бородой и абсолютно лысой головой, на вид ему было лет сто не меньше. На старике синяя мантия с белым высоким воротником, на груди жар-птица и красный коловрат — герб Славии. Его мантия указывала на высшее судейское звание. Рядом с ним вышагивал смуглый и черноволосый помощник в голубой мантии, держа деловито большой конверт с золотой имперской печатью, а вот его я помнил — в будущем он станет главным судьей Варганы.

При появлении судьи мы все встали, он прошел к своей трибуне, окинул Глеба осуждающим взглядом, причмокнул губами, потом подслеповато осмотрел присутствующих, остановился на отце, едва заметно ему кивнув. Это приветствие ничего по сути не значил, просто наш судья приветствовал правителя княжества.

Затем помощник протянул судье конверт, а сам вышел к середине зала и громко возвестил: