Агентство «ЭКЗОРЦИСТ»: NIGREDO - Михаил Ежов Страница 23

В прошлом году я, наконец, побывал в Италии. Очень хотелось посмотреть, как выглядит страна теперь, пусть даже этот мир и не был мне родным.

Во Флоренцию прибыл с замирающим сердцем, как будто приехал в отчий дом, где давно не был. Но вскоре я ощутил себя обычным туристом. Флоренция за прошедшие столетия похорошела и приобрела лоск, как это бывает с прежней возлюбленной, встреченной случайно на улице. Однако, глядя на неё, понимаешь, что это уже не она, что перед тобой другая женщина, которую ты не знаешь и никогда не любил.

Больше я не приезжал во Флоренцию. Не хотел видеть, как далеко оказался от прежней жизни.

Нет, я не тосковал по прошлому. У меня не осталось в прежнем мире семьи или близких друзей. Я был учёным, и у меня не нашлось на это времени. К тому же, алхимик должен быть одинок — так лучше для всех.

Новая жизнь вполне меня устраивала. Здесь у меня было всё, что нужно для исследований: достать любые ингредиенты или книги не составляло проблемы. К тому же, никто не пытался сжечь меня. А это немаловажно, особенно, если однажды с тобой подобное уже случалось, и ты не понаслышке знаешь, как огонь пожирает плоть.

Мартин по пути просветил меня, что купил в Суррее небольшой домик, чтобы жить отдельно от отца.

— Надо же! — говорил он, время от времени бросая на меня восхищённые взгляды. — Ты ведь теперь знаменитость! Единственный борец с демонами! Шутка ли дело?! А как отец смотрит на то, чем ты занимаешься?

— Предпочитает смотреть в другую сторону. Расскажи лучше о предполагаемой жертве.

— Себастьян был моим духовным учителем, наставником, — Мартин достал из нагрудного кармана тонкую сигарку и принялся сосредоточенно раскуривать. — Исключительный был человек! Великий ум современности! Столп нигилизма!

Я поморщился. Терпеть не могу идолопоклонничества.

Про увлечение Мартина я узнал ещё в школе. Он нахватался по верхам каких-то идей и теперь следовал им безо всякой системы. Впрочем, оставаться добродушным и компанейским человеком Мартину это не мешало.

— Нигилизм давно не в моде, — сказал я. — Откуда ж этот столп взялся?

Мартин насупился.

— Уж не знаю насчёт моды, но мировоззрение, которому научил меня Себастьян, очень даже современно! Отвечает веянию времени. Если бы все поняли, что нет никаких знаний, кроме тех, что добыл сам, что не нужно никому кланяться в ножки да верить каждому авторитету на слово… — Мартин даже зажмурился от воображаемых перспектив.

— Да, это стало бы весьма занятно, — согласился я, представив, сколько работы свалилось бы на национальную гвардию.

Глория была бы в восторге. Она свою работу обожала. Была настоящим трудоголиком. Отчасти поэтому мы и расстались.

Мартин пустился в рассуждения о «пути» Британской Империи, о свободе, либерализме и прочем. Политикой этого мира я не интересовался, так как не считал себя достаточно сведущим, чтобы понимать тонкие дипломатические и социальные механизмы. В моём мире всё было куда проще. Там и разбираться особо было не в чем.

Так что Мартина я почти не слушал, только время от времени кивал из вежливости. Изо всей болтовни понял лишь, что он был знаком с Себастьяном Тэкери не первый год, что именно этот студент Королевского медицинского училища вложил ему в голову нигилистические идеи, что недавно он явился в Суррей, так как навещал родителей, проживавших неподалёку. Был он с приятелем, у которого гостил. Посетил бал в одном из поместий и, кажется, увлёкся его хозяйкой, вдовой. А теперь вот умер. Большая потеря для Империи и всего человечества, но у великого ума есть, слава Богу, достойные наследники, которые продолжат его дело. Бла-бла-бла.

— И как же ты собираешься продолжать его дело? — спросил я, чтобы прервать поток захлёбывающегося красноречия.

Вопрос поставил Мартина в тупик. Тот запыхтел сигаркой и беспокойно заёрзал.

— Прежде всего, написать статью, — отозвался он, наконец. — Я уже и наброски сделал. Тезисно, разумеется. Это дело ответственное, торопиться нельзя. На карту поставлена судьба британского народа!

Я кивнул с облегчением: кажется, дальше фантазий не пойдёт, а значит, можно не беспокоиться, что Мартин окажется в стане революционеров и анархистов. Не хотелось бы посещать его в тюрьме.

В разговоре возникла пауза, и я воспользовался ею, чтоб опробовать недавнее приобретение — цайсовский бинокль. Достал тяжёлый аппарат из кожаного футляра, приставил к глазам, подкрутил колёсики. Изображение стало чётким. До самого небосклона тянулись, то вздымаясь, то опускаясь, поля, кое-где пересечённые оврагами, кустарниками и небольшими лесами. Попадались речки с подмытыми берегами, крошечные пруды с низкими и едва державшимися плотинами. Низенькие домики деревень стояли тесно. Между ними возвышались колокольни сельских церквей с примыкавшими к ним кладбищами. Тут и там виднелись молотильные сарайчики. Аграрная деятельность и животноводство составляли основные занятия сельских жителей.

Вдоль дороги стояли ракиты. В канавах виднелась пахучая ярко-зелёная ряска. Над камышом вились голубые стрекозы и жирные мухи.

— Прости, Кристофер, но не мог бы ты смотреть на дорогу, когда ведёшь машину? — нервно попросил Мартин.

Опустив бинокль, я спрятал его назад в футляр.

— Сюда сверни! — встрепенулся вдруг Мартин, указывая налево. — Чуть не пропустили! Куда ты так гонишь?! На тот свет торопишься?

— Вот уж нет! — усмехнулся я. — Тем более, я там был, и мне не понравилось.

— В каком смысле?! — опешил Мартин.

— Да во всех. Это и есть твой дом?

Впереди показалась из-за деревьев одноэтажная постройка в классическом английском стиле: сложенный из крупных камней особняк с маленькими окнами и толстыми квадратными трубами.

— Ага! — улыбнулся Мартин. — Добро пожаловать в мои скромные пенаты. Скромно и уютно. Мне не нужен дворец. Я, знаешь ли, не гонюсь за тем, чтобы пускать пыль в глаза или кичиться богатством.

Вышедший на крыльцо слуга перетащил мой багаж (два чемодана зелёной крокодиловой кожи) в отведённую мне комнату с видом на задний двор, где стояли две машины — внедорожник и спорткар, разрисованный под гоночную тачку.

— Сюда! — потащил меня Мартин. — Давай сначала пообедаем. Я голоден, как волк! Артур! — Мартин, не дожидаясь камердинера, кинулся его разыскивать.

Через полчаса мы приступили к трапезе. Надо сказать, весьма изысканной. Мне даже пришло в голову, что приятель нарочно устроил пир, рассчитывая меня поразить. Во всяком случае, прежде я не замечал, чтобы он пил тёмное пиво. Значит, заказал специально для меня.

— Итак, этот твой Себастьян препарировал умершего больного и по неосторожности поранился, — проговорил я, отправляя в рот сочный кусок антрекота. — Трупный яд, значит?

Мартин кивнул, активно работая челюстями.