Судный четверг - Николай Бахрошин Страница 23

Оказывается, именно Градник, как командир 1-й роты, должен был контролировать выброс «эсэсок». Которые, по уточненным данным, сбросили над пятым укрепрайоном вместо четвертого, где они и болтаются ни к селу ни к городу.

Сам виновник торжества по голосу казался совершенно сникшим. Беспомощно оправдывался, что черт его знает, как так оно получилось, как-то так все получилось непонятным образом, о чем он ни сном ни духом, и хотел вообще-то как лучше… Если будет позволено доложить, господин майор, сэр, господин капитан, сэр, он хотел бы немедленно в бой, чтобы, так сказать, искупить кровью… На что Диц вполне резонно заметил, что в бой для этого второму лейтенанту рваться незачем, кровь он из него и так выпьет до капли, не сходя с места. Этот может, я подтверждаю!

Вдоволь подслушать стратегическое совещание батальонного руководства мне не дали, несанкционированное подключение заметили, послали меня куда подальше и отрубили от штабной линии. Но все было понятно и так.

Что из Градника командир, как из дерьма боеголовка, — далеко не новая информация. Я, между прочим, с самого начала предполагал, что рассчитывать на «эсэски» не стоит. Что-нибудь с ними случилось, потому что всегда что-нибудь случается. Опыт — это много и много практики.

Итак, по моему разумению, наступил тот самый момент «Ч» после высадки, когда все смешалось, как в публичном доме, где после разгульной ночи затеяли генеральную уборку. Наши десантные части на голову противника уже высыпали, теперь остается определить, где эта самая голова, а где — нечто противоположное. Десантирование на планету массированными волнами тем и отличается, что бардак начинается еще в небе, а на земле только усугубляется. Никогда еще на моей памяти не случалось, чтобы каждое подразделение оказалось точно в заданном квадрате. Десант обычно выкидывают с допуском плюс на минус, да еще и при катапультировании ощутимо сносит. Отсюда проистекает вся последующая неразбериха, где свои и чужие оказываются вперемешку, как в многослойном гамбургере. А когда район высадки предварительно обрабатывают химическими бомбардировками, когда за стенами огня и дыма трудно вообще что-нибудь увидеть, то лучше и не пытаться понять, что происходит.

Действовать по ситуации можно, отталкиваясь от любой временной составляющей, так что торопиться некуда. Война — все-таки занятие не для умных, скорее, для упертых.

Мой собственный опыт показывает, что первый час после высадки лучше не дергаться на каждый нервный чих высшего руководства, а пытаться сориентироваться на местности самому. Желательно, сохраняя солдат от чрезмерно резких движений в сторону противника. Тактика незамысловатая, но действенная, в этом я не раз уже убеждался.

Направление движения взвод все-таки изменил согласно последнему по счету приказу. А почему бы и нет?

«Вопрос выбора — это то, что вас больше не касается!» — как поучала опытная наложница юное пополнение гарема…

* * *

На войне сами боевые действия занимают, в сущности, очень небольшое количество времени. При поражающей мощи современного оружия боестолкновение — действие достаточно скоротечное. Впрочем, мобильность боя — разговор отдельный. Я сейчас о другом. О том, что большую часть времени на фронте ты просто куда-то двигаешься или чего-то ждешь. Понятно, ждешь приказа, двигаешься согласно приказу и тоже при этом ждешь. Того самого боестолкновения, которое обычно оказывается столь скоротечным. Не для всех, конечно, для многих — последним и навсегда, но тут уже как повезет.

Это бесконечное ожидание неизбежного, по-моему, главная составляющая любой войны. Ждать и надеяться, когда надеяться, в сущности, не на что…

Сквозь дым и огонь нам пришлось топать довольно долго. Топать, конечно, не в прямом смысле, пехотинец в броне передвигается скорее прыжками кузнечика. Но все равно — топтать землю. Что в лоб, что по лбу — голова одна и не любит лишнего стука. Но это к слову.

Идти сквозь пожар в современной броне — занятие скорее нервное, чем опасное. Чувствуешь себя этакой саламандрой и только удивляешься между делом, каким странным образом сложилась жизнь, что ты докатился до огненного существования. Горит земля под ногами, горит вода, воздух вокруг тебя, а в камни, кажущиеся твердыми, проваливаешься по щиколотку. Странно наступать на камни, в которые проваливаешься… И черные, жирные, лохматые хлопья дыма, что поднимаются над головой и собираются в беспросветные тучи. Приходится рукой стирать копоть с забрала шлемофона, хотя по всем правилам делать это не рекомендуется — забрало вроде как самоочищающееся.

(До сих пор не пойму, откуда взялось это архаичное название — забрало. Не иначе конструкторы брони переиграли в компьютерные игрушки про войну. Думали о чем-то вроде благородных рыцарских поединков с применением грави-движителей. В таком случае, они крепко ошиблись в своих надеждах!)

Я не знаю, как будет в аду, щедро обещаемом Пастырем всем без исключения маловерам и прочим нехристям, но догадываюсь, что приблизительно так же. Те же условия ограниченной видимости при переизбытке теплового фона, от которого зашкаливают все датчики. Но, в общем и целом, броня нормально держала температуру. «Латники-3», выданные нам вместо прежних «крабов», действительно хорошие бронекостюмы, со всеми современными штучками и удобными модернизациями. Теперь, когда армии СДШ последовательно обосрались на всех фронтах, хорошей брони не жалели даже для штрафников. Можно понять, людей в строю остается все меньше, а военная промышленность штампует технику и вооружение на утроенных мощностях. Вот только высаживать десант мимо квадратов собственных бомбардировок у нас до сих пор не научились, пилим теперь по своей же химии и паримся в собственных ядовитых газах, руками очищая от копоти самоочищающиеся забрала…

— «Ромашка-1», я — «Клумба-2», прием! Как слышишь меня? Где находишься? — снова вопрошал Рагерборд.

— Хорошо слышу, «Клумба»! Даю пеленг!

— Есть, пеленг! «Ромашки», оставайтесь на месте, пока — на месте, как слышно, прием?

— Хорошо слышу! Понял вас, «Клумба-2»! — отозвался я.

Ну вот, опять прекратить движение… По взводной связи я передал команду своим бойцам. Ладно, на месте так на месте, наше дело маленькое. Наше дело — к земле поближе, хоть она и горит под ногами…

— «Ромашка», «Ромашка», ты там хоть что-нибудь видишь? — поинтересовался Рагерборд после затянувшейся паузы.

— Никак нет, «Клумба-2»! Ни черта не видно. Ни сканерами, ни глазами.

— Это наши нарочно зажгли, для маскировки высадки, — вдруг сообщил замкомбата. Правда, в голосе не слышалось особой уверенности.

— Я так и понял, сэр, — подтвердил я. — Полная маскировка, сэр.

— Вот-вот.

— Мне кажется, я сам себя с трудом различаю, — не удержался я от маленькой шпильки.

— Ты это, «Ромашка»… Смотри в оба! — строго посоветовал капитан.

— Слушаюсь, сэр!

Молодой он еще. Хороший мужик, но — молодой. А молодые всегда стремятся объяснить любую глупость. Им все еще кажется, что мир устроен разумно, только многие этого не понимают.