Цейтнот - Роман Папсуев Страница 23

– Какая красотища! – услышал я возглас Оксаны и, обернувшись, задрал голову, пытаясь увидеть вершину горы.

Она действительно напоминала Улуру, величайший монолит в мире. Такие же красноватые покатые хребты, такие же желобки на склонах… Безусловно, достопримечательность, но никакого восторга от вида горы я не испытал. А вот Оксана разве что не визжала от обуреваемых чувств.

Скаф подошел ко мне и помог надеть рюкзак. Затем покосился на красную гору и спросил:

– Мне показалось или ты что-то знаешь об этой горе?

Я пожал плечами.

– Об этой я не знаю ничего. Но кое-что помню про Улуру…

Скаф кивнул:

– Рассказывай.

Я в свое время увлекался геологией и, конечно, много читал об этом чуде природы, поэтому поднапрягся, вспоминая все, что знал про гору:

– Если мне не изменяет память, это красный песчаник с высоким содержанием полевого шпата. Что-то около девяти километров в периметре, высота, кажется, более трехсот метров. Раньше была под водой, но при образовании континента, во время сдвига пластов, перевернулась набок да так и осталась посреди пустыни. Это в принципе все, что я знаю.

Тура поджал губы.

– То, что перед нами, это уменьшенная копия Улуру, – продолжал я. – Сразу понятно, что она в периметре меньше раза в два, мы сможем ее обойти минут за двадцать. А вот высота вроде соответствует… Ах, да! – вспомнил я. – Еще Улуру – священное место для аборигенов.

Почему-то, услышав последнюю фразу, Скаф заметно оживился.

– Расскажи поподробнее, – попросил он, но мне очень не понравился его нетерпеливый и приказывающий тон.

– Зачем? – поинтересовался я. – Одно дело реальная гора Улуру, другое – возведенная Белыми постройка. Так нам сказал Анатолий. Разве нет?

– Да, Белые имитируют реальные сооружения или места, и при этом часто центр Клетки несет в себе ответ на многие вопросы. Король должен был вам рассказывать и про это. Поэтому все, что связано с реальными местами, скопированными Белыми, имеет большое значение.

Несмотря на то что Скаф изъяснялся косноязычно, смысл его объяснений я понял. Анатолий действительно упоминал о свойствах построек Белых.

– Но при чем тут святыни аборигенов? – по-прежнему не понимал я.

Скаф удивленно поднял брови.

– Как при чем? Белые неспроста возвели здесь эту скалу. Если она имела какое-то ритуальное значение в реальном мире, то нам следует знать об этом.

Я пожал плечами.

– Честно говоря, я не очень много знаю о сакральном значении Улуру для местного населения. Меня больше интересовало ее происхождение с точки зрения геологии…

– И все же? – настойчиво спросил Скаф.

К этому моменту я оказался в центре всеобщего внимания – и Оксана, и Лакаб застыли рядом, с нетерпением ожидая моего ответа. Как ни странно, но я почувствовал себя неуютно под их испытующими взглядами, поэтому смущенно кашлянул и тихо сказал:

– Ну, в общем, согласно поверьям аборигенов, Улуру – это знак, своего рода маяк, на одной из так называемых «троп сновидений». Место, соединяющее физический и духовный мир, если угодно. В общем, с этой горой связаны какие-то легенды, содержания которых я просто не помню.

– Как жаль, – разочарованно протянула Оксана.

– Ну, извините, – язвительно бросил я. – Я геологией увлекался в старших классах, многое забылось.

– Я так люблю сказки и предания, – задумчиво протянула Оксана, глядя на скалу.

– Кто бы сомневался, – пробормотал я, отворачиваясь.

– Ладно, – громко произнес Скаф. – Давайте собираться. Попробуем найти проход к Источнику и определить, сколько у нас осталось времени до Прорыва.

Я подошел к джипу и достал из морозильной камеры две бутылки воды. Жара ужасная, надо позаботиться о том, чтобы не помереть от жажды. Когда я переливал воду из бутылок в поясную флягу, ко мне подошел Лакаб и потянулся за большой сумкой, в которой лежало оборудование для проведения Определяющего Сеанса.

– С тобой все в порядке? – внезапно спросил он.

Я бросил пустую бутылку на пол джипа и вопросительно поднял брови.

– Мне кажется, ты напряжен, – пояснил Конь, закидывая сумку на плечо. – Что-то не так?

– А ты не напряжен?

– Мы все напряжены, – согласился Лакаб. – Но я чувствую в тебе какую-то странную… злобу.

– Ты ошибаешься, – как можно беспечнее ответил я. – Если злость и есть, то только на Белых. Ну, и на Австралию, возможно. Мне просто здесь не нравится.

Лакаб задумчиво хмыкнул и, отходя от машины, пробормотал:

– Хорошо, если так…

Я услышал его слова, и мое настроение из просто плохого превратилось в ужасное. Ну что за ерунда? Не хватало еще, чтобы какой-то Конь подозревал меня во всех смертных грехах. Возможно, он услышал мое бормотание в ответ на слова Оксаны, поскольку стоял рядом. Но если он засек нотки недоброжелательности в моем комментарии и сделал какие-то выводы, то это исключительно его проблемы. Я за свои чувства извиняться не собираюсь.

В конце концов, какое значение имеет моя антипатия к этой дурочке? На работе это никак не скажется. Я сделаю свое дело спокойно и педантично. И мои чувства тут ни при чем.

Прикрепив флягу к поясу, я закинул на плечо автомат и отправился за группой к фальшивой Улуру.

Иногда мне очень хочется нарушить Правила. Сделать что-то не так, как заведено, ошарашить Белых, устроить им крайне неприятный сюрприз. В такие моменты у меня просто руки чешутся подстроить какую-нибудь каверзу, чтобы Белый Игрок вообще никогда не совался на Землю. Но, увы, я не мог этого сделать.

Черные гордятся тем, что, в отличие от Белых, никогда не нарушали Правил. Наверное, в этом и заключается моя несвобода. Невозможность принять ошеломляющее врага решение, выбрать хитроумную тактику, переворачивающую все с ног на голову… Впрочем, свою потребность в нарушении правил я с лихвой компенсировал, играя на Земле роли полководцев и советников. Я не раз видел, как нетривиальные решения помогали добиться победы даже в самой безнадежной схватке.

Но вот в Игре я подобных шалостей позволить себе не мог. Здесь я связан Правилами по рукам и ногам.

Например, почему бы просто-напросто не заминировать тут все и взорвать к чертовой матери, чтобы Белым негде было высаживаться. Нельзя. Нужно играть честно. Удивлять нам запрещено. А вот Белым, видимо, можно.

Они удивили меня и на этот раз. Потому что, стоило мне зайти во дворец, я сразу же увидел и Ключ, и Хранилище.

Во дворце оказался всего лишь один-единственный колонный зал. Огромный, мраморный, темный, искусно расписанный и украшенный барельефами. В воздухе плавал удушливый запах тлена, и этот мрачноватый тронный зал походил на некрополь. У противоположной стены стоял деревянный трон, по бокам от которого фрески изображали двух грифонов. Над троном высились рогообразные выступы, типичная минойская деталь, которую обычно называют «рогами посвящения». Эти рога и были Хранилищем. А на сиденье трона лежал сияющий разными цветами огромный камень – Ключ.