Программа. Идентификация - Сьюзен Янг Страница 23

– Мама, что ты наделала?

Но я так боялась, что едва могла дышать. Хендлеры прошли холл и, нарочито топая, начали подниматься по лестнице ко мне. Еще раз посмотрев на родителей, предавших меня, я бросилась к себе в комнату.

Они меня не заберут. Они меня не заберут!

Влетев в комнату, я захлопнула дверь, повернув ключ. Выпрыгнуть в окно я побоялась – еще получу какую-нибудь травму и не смогу убежать. Я панически огляделась, замечая памятные вещи. Наша с Брэйди и Джеймсом фотография. Хендлеры ее заберут. Они возьмут все.

Кто-то подергал ручку и постучал. Затем забарабанил кулаком. Мне не убежать. Мысль потерять все невыносима. Я не могу им отдать все. Я схватила с зеркала фотографию Брэйди и Джеймса. Снимались у реки – Джеймс, как обычно, без рубашки, улыбаясь, обнимает Брэйди за плечи. Брат смеется, будто Джеймс отмочил что-то комичное. Не помню, о чем тогда шел разговор.

В дверь барабанили все громче. Мать начала кричать, умоляя меня открыть и ничего с собой не делать.

Я стянула с пальца кольцо с немного отбитым сердечком и страстно поцеловала. Я люблю тебя, Джеймс, думала я. Мы всегда будем вместе, как ты и обещал.

Я приподняла матрац, шаря в поисках прорези, которую сделала несколько лет назад – прятать записки Джеймса. За дверью мать говорила хендлерам, что у нее есть ключ, и в эту секунду я нащупала прореху и сунула в нее фотографию и кольцо. Отпустив матрац, я накрыла его простыней. Когда меня увезут, комнату вычистят, но туда не заглянут. Надеюсь.

После Программы я найду тайник, разыщу Джеймса и спрошу его об этой фотографии. Может, тогда мы вспомним, кто мы есть и что значили друг для друга.

Я вдруг увидела в ящике ножницы, удивившись, что не заметила их раньше. У меня мелькнула мысль пробиться с боем. Заколоть хендлеров – особенно того, кто шпионил за мной с самого начала, оттолкнуть родителей и убежать. Не позволить им забрать у меня мою жизнь.

Я схватила ножницы и сжала в кулаке.

В замке повернулся ключ, дверь распахнулась. Мать с трудом сглотнула, увидев у меня в руке ножницы. Папа окликнул меня – в его голосе звучал ужас.

Я попятилась к окну, сжимая ножницы. Лицо горело, губы были мокрые. По-моему, у меня текла слюна. Меня переполняла ярость, и я буквально зарычала на вошедших.

– Мисс Барстоу, – сказал, войдя, темноволосый хендлер. – Положите ножницы.

Он мельком взглянул на другого, и они разделились, обходя комнату с разных сторон. Окружая меня.

– Нет, – у меня вырвалось животное рычание. Папа заплакал. Даже в гневе я не могла его ненавидеть. Смерть Брэйди его сломила, второй раз ему не выдержать.

– Мисс Барстоу, – повторил хендлер, хватаясь за что-то у себя на поясе. Я вдруг вспомнила, что у него должен быть тайзер.

Я поняла, что все кончено. Прежняя жизнь закончилась. Я встретилась глазами с матерью и выдавила горькую улыбку.

– Я тебя никогда не прощу, – негромко произнесла я и – просто потому, что наступила последняя минута моих настоящих чувств, – сжала ножницы в руке и полоснула по запястью.

Боль отбросила меня спиной на стену – такого я не ожидала. Закрыв глаза, я почувствовала, как меня крепко схватили повыше локтей. Игла проколола кожу, и через несколько секунд волна накрыла меня, сомкнувшись над головой, и я провалилась в темноту.

– Эй!

Я слышала голос, но от усталости не могла поднять веки. Попробовала снова и снова не смогла. Послышался тихий смех.

– Есть здесь кто?

Я ощутила прикосновение к руке, щипок – и сразу прилив адреналина. Глаза широко распахнулись, я прерывисто-глубоко вздохнула. Руки были вытянуты вдоль тела и вроде бы привязаны.

– Ну, вот и ты, – сказал кто-то. – Добро пожаловать в Программу.

Я медленно повела глазами – все расплывалось. Рядом – чересчур близко – сидел темноволосый хендлер и улыбался.

– Я уже боялся, что вколол тебе слишком много торазина. Ты пролежала в отключке несколько часов.

Он потянулся убрать пряди с моего лица. Я резко, с отвращением отвернулась.

– Не прикасайтесь ко мне, – прошипела я. – Не смейте ко мне прикасаться.

Он засмеялся.

– Мисс Барстоу, я знаю, вы расстроены, и по-понимаю, что нездоровы… – Он нагнулся ближе и прошептал на ухо: – Но это не извиняет плохие манеры.

Я зажмурилась. Наверное, мне полагалось бояться или грустить, но меня переполнял гнев. Они изменили Джеймса, Лейси. Собираются изменить и меня.

– А теперь, – продолжал хендлер, – пойду скажу врачу, что ты очнулась. – Он снова тронул мои волосы. – Мы с тобой еще увидимся, Слоун.

Меня свело от отвращения, когда он произнес мое имя. Я попыталась повернуться на бок, спиной к хендлеру, но руки оказались обмотаны кожаными ремнями, пристегнутыми к кровати. Шевельнувшись, у меня заболело запястье, и я вспомнила, как порезала себя перед тем, как меня взяли.

Я стиснула зубы, пережидая удаляющиеся шаги. Затем открыла глаза и огляделась.

Комната была монотонно белой – гладкие стены без единого цветного пятна. У кровати стул. Все чистое и пахнет, будто протерто спиртом. Я ждала с бьющимся сердцем, не зная, что меня ждет. А это больно, когда лезут в голову?

Я лежала на спине, и скорбь понемногу начала просачиваться в сознание. Родители меня предали. Я их ненавижу, хотя и знаю – не за что. Они ведь думали, что спасают меня, когда обрекли на полужизнь. Я потеряю все.

Скатившаяся слеза защекотала щеку, и я прокляла себя за то, что не сдержалась. Я вытерла щеку о подушку и шмыгнула носом, глядя в потолок. Было тихо – так тихо, что единственным звуком, нарушавшим тишину, было мое дыхание. Интересно, способна ли тишина свести с ума?

С тихим щелчком открылась дверь. Я замерла, не понимая, хочу ли смотреть, кто пришел.

– Добрый вечер. – Я услышала звучный низкий голос – спокойный, с легчайшим британским акцентом. Почти приятный. Я зажмурилась. – Я доктор Фрэнсис.

Колесики стула заскрипели, когда он опустился на сиденье.

Я боялась шевельнуться, но теплые руки коснулись моего предплечья, и я отшатнулась. Секунду спустя я поняла, что врач расстегивает удерживающие меня ремни, и посмотрела на его пальцы, старавшиеся меня освободить.

– Извините, – сказал он. – Это предосторожность, которую приходится применять ко всем поступившим пациентам.

– Не хочу быть пациентом, – возразила я.

Доктор Фрэнсис помолчал, изучающе вглядываясь в мое лицо зелеными глазами. Каштановые волосы коротко острижены, чисто выбрит.

– Слоун, – мягко сказал он. – Я понимаю, вы испуганы, но мы всего лишь хотим помочь. Вы этого не видите, но вы больны. Вы даже совершили попытку самоубийства.