Нильс - Андрей Валентинов Страница 24

Древко плаката уткнулось в грязь.

— Да-а. И ещё английского языка. Ставку в нашей школе я сохранила, вы же представляете, мсье, какое жалование у директора провинциального музея.

Старое пальтишко, шляпка по моде середины 1920-х, тяжелые ботинки, в которых только на ферме работать. И возраст не угадать, больше тридцати, но меньше пятидесяти.

Переводами в этой глуши не подкормишься. Зато… Английский язык, значит?

Heard ye o’ the Tree o’ France, And wat ye what’s the name o’t? Around it a’ the patriots dance — Weel Europe kens the fame o’t! It stands where ance the Bastile stood…

— О, да! — вскричала мадам Делис, едва дослушав. — Да, да!

…A prison built by kings, man, When Superstition’s hellish brood Kept France in leading-strings, man. [23]

Железо надлежит ковать, пока оно горячо. Бывший учитель шагнул ближе, перехватил древко плаката.

— А как вы преподаете Парнасскую школу? Мне всегда часов не хватало.

Учительница всплеснула руками. Плакат покачнулся, чуть не упав, но Анри Леконт был начеку.

— Оглянитесь по сторонам, мсье! Парнасская школа! Готье, Эредиа, Лиль-Адан… В Клошмерле половина семей больны наследственным алкоголизмом. Последнюю петицию с требованием закрыть школу, не Парнасскую, самую обычную, местные отправили в Париж как раз перед Великой войной. В церковь, впрочем, тоже не ходят, кюре совсем спился, бедняга. Парнасская школа… А почему вы спросили именно о ней, мсье?

Анри Леконт гордо расправил плечи.

— Потому что там целых два моих однофамильца. Мадам Делис! Все ваши тревоги позади, я прибыл по поручению правительства для спасения замка Этлан. А Дерево Свободы мы защитим вместе.

* * *

Дерево Свободы, пустившее глубокие корни возле уцелевшей замковой стены, имело историю бурную и печальную, как и сам замок Этлан. Первый раз саженец высадили в 1791-м, но прожил он ровно полгода — погиб во время бунта местных жителей, не признавших гражданской присяги духовенства. Два следующих саженца тоже прожили недолго. Повезло четвертому, который успел подняться и зазеленеть. Но в 1814-м местный маркиз де Караба вернулся из эмиграции в сопровождении эскадрона австрийских гусар.

И в старый замок родовой, Тряся упрямой головой, Летит сей рыцарь прямиком, Бряцая ржавым тесаком. Встречай владыку, голытьба! Ура, маркиз де Караба. [24]

Землю вернуть не получилось, но с Деревом Свободы эмигрант справился, чтобы сгинуть без следа и без наследников ровно через месяц после возвращения. Искать его никто не стал, гусары же, допив то, что нашли в винном погребе замка, отбыли восвояси.

В 1830-м, после свержения Шарля Бурбона, Дерево Свободы, молодой саженец-дубок из ближайшего леса, посадили вновь на том же месте. За сто лет крона успела подняться до стенных зубцов.

Три дня назад не слишком опытный солдатик-шофер, давая задний ход, чуть было не врезался в покрытый черной корой ствол. Мадам Делис, бросившаяся наперерез, отделалась несколькими синяками. Капитан Гарнье извинения принес, ограждение выставил, солдатика взгреть пообещал, чем конфликт, конечно же, не исчерпал, но несколько снизил градус. Местные власти в лице мэра обязались не поднимать шум. К сожалению, иные проблемы старого замка так легко не решались.

3

В углу стола обнаружилась пепельница, и доктор Фест полез в карман пиджака за сигаретами. Заодно решил слегка потянуть время. Про Отто Олендорфа, доктора права и доктора экономики, слыхать приходилось. Может, хоть он не сумасшедший?

— Вам одной фразой, генерал, или подробно?

Олендорф, явно некурящий, взглянул на пачку «Юно» с явным неодобрением, но запрещать не стал. Щелчок зажигалки и первая, самая сладкая затяжка слегка приободрили. В конце концов, попытка не пытка.

— Одной фразой: воспроизвел опыт согласно записям профессора Фридриха Рауха. Подробный же рассказ займет где-то полчаса.

— Десять минут, — генерал еле заметно поморщился. — И учтите, доктор, за каждое слово вам придется отвечать перед рейхсфюрером.

Иоганн Фест невольно представил себе обряд вызывания Генриха Гиммлера. Пентаграмма в зигель-рунах, золотое пенсне посередине — и свечи черного воска. Негромко играет «Хорст Вессель»… Б-р-р!..

— Постараюсь… Профессор Фридрих Раух эмигрировал в Швецию в 1785 году из-за того, что попытался привлечь к ответственности власти двух прусских городов за бессудные расправы над мужчинами и женщинами, обвиненными в колдовстве. Правительство предпочло замять дело, профессора же обвинили в растлении собственной падчерицы. В Стокгольме он бедствовал, пробавлялся случайной работой, но ученые занятия не бросил…

* * *

Читая найденную в архиве Браге тетрадь, доктор Иоганн Фест то и дело поражался. Надо быть человеком эпохи Просвещения, чтобы посвятить несколько очень трудных лет вопросу на первый взгляд не слишком серьезному: как в различных рукописях и инкунабулах описывается обряд вызывания Врага рода человеческого. Казалось бы, зачем нужен обряд, если Дьявол бродит средь людей как лев рыкающий, все видит и все слышит? Кликни в полночь, когда силы зла властвуют безраздельно, и готово. Некоторые так и считали, иные выдумывали целые феерии, место которым исключительно в цирке, третьи пытались копировать церковную службу, меняя имена и названия. Но самые знающие описывали один и тот же обряд, достаточно простой и не требующий ничего, кроме краски (или мела), острого ножа и нескольких свечей. Вот только детали очень сильно разнились. Пересмотрев несколько десятков текстов, профессор Раух наконец-то понял: в каждом из них описание верное, однако неполное. Заклинание вызова делилось на несколько частей, каждая записывалась отдельно, а на полях ставился понятный только посвященным номер, обозначенный греческими буквами.

— Семь минут, — одобрительно кивнул Олендорф, взглянув на циферблат. — То есть, те, что ведали Силу букв, прятали знания от профанов?

Сила букв? Доктор Фест поглядел на генерала с немалым интересом. Олендорф явно что-то знает про книгу Зогар, что означает Сияние, для ведающих же истину — Опасное Сияние. Интересно, кто посвятил этого арийца в тайны еврейских мудрецов?

— Да, тайну разрезали на кусочки и разложили их по разным шкатулкам. Профессор Раух попытался собрать мозаику. На основании его выводов я и воспроизвел обряд эвокации. Свечей не было, взял обычные кнопки.