Плеск звездных морей - Исай Лукодьянов Страница 25

Некоторое время Робин думал. Я не мешал: такое не сразу переваришь. Потом он спросил:

— Значит, эта штука, которую смонтировали на пульте…

— Да, — сказал я. — Привод автомата. Он введёт в режим синхронизации времени-пространства, он же и выведет из режима по заданной программе.

— А на каком принципе работает хроноквантовый совместитель?

— Не знаю. Теоретическую сторону по-настоящему понимает только Феликс. Ну, ещё, может быть, несколько парней из его института.

— Давай инструкцию, — сказал Робин. — Все-таки свинство с твоей стороны: меньше суток у меня остаётся для подготовки, хоть спать не ложись.

— Робин, полечу я один. Ни к чему подвергать…

— Ни к чему зря сотрясать воздух, Улисс. Вместе летали, вместе и… Давай, говорю, испытательную инструкцию.

Буксир отвёл наш корабль от причала «Элефантины», и мы стартовали.

Для обкатки двигателей после профилактического ремонта было достаточно обычного прыжка к Луне. Но я вывел корабль на касательную по направлению, заданному в инструкции Борга.

Мы были обвешаны датчиками биоаналитических устройств — на манер знаменитых собачек, которым поставлен памятник.

О собачках я упоминаю не случайно: об этом был у меня за сутки до старта трудный разговор с Боргом. Он вдруг заявил, что ни я, ни Робин, ни любой другой человек не полетит. Автоматика обеспечит ввод и вывод корабля из режима синхронизации, а собака — достаточно высокоорганизованное животное, чтобы судить, как перенесёт безвременье живое существо. Мы крепко поспорили. А проще сказать — я упёрся. Оставим, говорил я, собачьи ощущения для собак. Они сделали своё дело, когда человечество только начинало выходить в космос. Теперь же мы не новички в пространстве, и нет ни малейшего смысла испытывать синхронизатор без человека: ведь, прежде всего, надо знать, как пройдёт сквозь время человек. Я понимал смятение Борга, но… должно быть, мне нужно было одолеть собственное смятение. И я, повторяю, упёрся как никогда.

И вот мы стартовали.

Перегрузка привычно вжала нас в кресла. Мы разогнались и пошли на крейсерской скорости и, взяв пеленги по радиомаякам, точно определили своё место в пространстве.

Я ощутил на себе ожидающий взгляд Робина и послал ему менто: «Пора, приготовься». И нажал кнопку автоматического привода.

«Что будет теперь?» — пронеслось у меня в голове. Мгновенная гибель? Или безвыходность во времени, и тогда — долгое умирание от голода, жажды и удушья… А может, оно не сработает, и мы бы спокойненько развернулись и пошли к Луне. Конечно, потеряем массу времени, но это будет простое, не расслоённое время, и мы отделаемся неприятным разговором с начальством.

Истинно сказано где-то, что мозг не имеет стыда…

Я покосился на Робина — не уловил ли он моих трусливых мыслей? Вряд ли… Эти мысли пронеслись мгновенно — или время уже прекратило течение в объёме пространства, занятом кораблём?

Корабельные часы стояли, вернее — не показывали времени, и это свидетельствовало о том, что опыт начался. На измерителе условного времени прошло несколько условных секунд. Экран внешнего обзора светился, но я не видел ни одной звезды — ещё одно доказательство. Плазменные двигатели не были выключены — их приборы показывали все, как обычно, только указатель тяги стоял на нуле, как и указатель скорости. Они и не могли ничего показать…

А потом наступило страшное. Я перестал видеть. Я не ослеп — какое-то восприятие света было, но я ничего не видел. Потом странная внутренняя дрожь прошла по всему телу сверху вниз, но не ушла, а наполнила меня и продолжала прибывать, а я не мог крикнуть, не мог шевельнуться — как в дурном сне, только нельзя было проснуться, и это тянулось, тянулось бесконечно, и этому не будет конца, потому что нет времени, и это было всегда и будет всегда… Дрожь, и боль, и свет в глазах — не знаю, открыты они или нет… Я не знал ничего — кто я, где я, — ничего. Потом возникли ни на что не похожие видения — будто я продираюсь сквозь какие-то помехи — бесформенные и меняющие цвет, они меня мягко сдавливают, а дышать я не смогу, пока не выберусь, — это не облака или облака, но очень плотные, они давят, тормозят, а если я остановлюсь, будет смерть — она совсем не страшная, она мягкая, плотная, только скорее, скорее, скорее…

Что-то будто лопнуло со звоном, и я увидел перед собой пульт, а справа — Робина. Он крутил головой и хватал воздух ртом, как рыба на берегу. Должно быть, то же самое делал и я…

По условному времени прошло восемнадцать секунд. Автомат уже вывел корабль из режима синхронизации, и мы шли на обычном ионном ходу, на обычной крейсерской скорости.

Некогда было обмениваться эмоциями. Надо было срочно определить своё место, и я включил астрокоординатор. Предстояло пройти режим торможения, сделать разворот на обратный курс и снова включить автомат синхронизатора, чтобы он снова — если только сработает во второй раз! — пронёс нас сквозь время к тому месту, откуда начался опыт.

— Посмотри! — сдавленно сказал Робин.

Я взглянул на вычислитель астрокоординатора и…

Восемь десятых парсека! Сознание отказывалось верить. Но вычислитель бесстрастно утверждал, что мы находились далеко за пределами Системы, примерно в направлении Проциона, на расстоянии около трех световых лет от Земли…

Мороз продрал меня по коже. На экране внешнего обзора обозначились рисунки созвездий, несколько сдвинутые, смещённые в новом ракурсе. Черт, где же Солнце? Я закодировал задачу на искатель. Звезды поплыли по экрану, и вот перекрестие координатора остановилось на жёлтенькой звёздочке, бесконечно далёкой…

Мы переглянулись с Робином. Должно быть, мы подумали об одном и том же: а если координатор врёт — мало ли что могло с ним произойти в режиме безвременья, — что тогда? Куда попадём мы после обратного прыжка? Топлива у нас ровно столько, сколько нужно, чтобы сделать поворот, а потом, после безвременья, добраться до Луны. Если координатор соврёт и нас занесёт далеко в сторону, на ионном ходу не хватит ни топлива, ни жизни… На миг мне представился мёртвый корабль, обречённый на вечное скитание в космосе…

Но тем временем руки, которые всегда оказываются надёжнее мозга, делали своё дело: я включил тормозные двигатели, чтобы на малом ходу начать поворот.

Поворот длился целую вечность. Истекали сутки за сутками корабельного времени, и мы с Робином немного свыклись с обстановкой.

Как бы там ни было, а свершилось! Впервые за долгую историю человечества люди Земли вышли за пределы Системы, в Большой космос, и этими людьми были мы, Робин и я.

Вот они, звёздные моря, заветные звёздные моря — плещутся за бортом корабля!

Мы часами говорили об этом чуде. Мы говорили об изумительном теоретическом даре Феликса, предопределившего возможность прорыва сквозь время, и о конструкторском таланте Борга, осуществившего эту возможность. Мы строили планы, от которых дух захватывало. Мы представляли, какой переполох вызвало внезапное исчезновение нашего корабля, как на селеногорской радиостанции операторы выстукивают наши позывные… как тревожится Борг… как неистовствует Антонио, ответственный за безопасность стартов с «Элефантины»…