Мы воплотим богов - Девин Мэдсон Страница 26

Прежде чем я успела извиниться, Нуру сказала:

–«Гидеон» ничего не значит по-левантийски. Это не левантийское имя, кажется, оно пришло с Востока. Он всегда говорил, что мать назвала его в честь заезжего торговца вином, но правда это или нет, я не знаю.

Она пожала плечами и вернулась к упражнениям, и, чтобы поскорее закончить этот разговор, как наверняка хотела и Сичи, я опустила взгляд на аккуратные строчки письма.

«Ваша матушка потребовала рассказать Вам…»– резко начиналось оно, и все вокруг исчезло, остались только лист бумаги и гулкий стук моего сердца.

«И всё же я не убежден, что стоит тратить время и усилия, просвещая Вас относительно душевных аномалий, поэтому просто отправляю Вам копию моих ранних заметок, касающихся не только рождения и жизни доминуса Лео Виллиуса и его братьев, но также Гостей, Похитителей мыслей, Мистиков и Мемаров в целом. Если Ваша матушка ошиблась и это Вас не интересует, верните заметки письмом, адресованным Кочо, в "Красное колесо" вКогахейре. Если Вам потребуется больше сведений, я откликнусь на письмо, хотя не гарантирую скорого ответа».

Торваш

Когда я подняла взгляд, Сичи и Нуру пристально смотрели на меня. Нуру отвлеклась от своих занятий, а Сичи задержала дыхание.

–Что там?– спросила она, когда я так и не заговорила.

–Я… я не знаю. Не уверена, что поняла.– Я снова опустила взгляд на письмо, но хотя слова по-прежнему были на месте, каждое по отдельности ясное и понятное, написанное четким почерком, все вместе они казались змеящейся по странице бессмыслицей. Я протянула письмо ей.– Прочти и сама скажи, чего он хочет.

Сичи взяла письмо, а я начала расхаживать по комнате, пытаясь выплеснуть нервное напряжение, пока оно не успело меня разорвать, но когда она опустила письмо, остановилась.

–Моя мать жива?

–Я не знаю, Коко. Здесь… Он не говорит. Думаю, лучше всего не питать надежду, просто на всякий случай.– Она протянула ко мне руку, хотя я была слишком далеко, и ее прикосновение не могло меня утешить.– Понимаю, как это тяжело. Надежда мучительна и драгоценна.

Я кивнула, и она опустила руку.

–Что касается остального письма,– сказала она, глубоко вздохнув,– похоже, его написал тот, кто знает Лео и… его необычные способности. Более того, тот, кому доверяла твоя мать. С письмом пришла книга. Я сунула ее под стол.

Я поспешила к столу и вытащила тонкую книжицу, не понимая, что держу в руках. Я полистала страницы, но это не помогло.

–Я… не понимаю и половины из того, что здесь написано,– призналась я.– И почему матушка решила, что мне это интересно. Мы знаем, что Лео – чудовище, и я не собираюсь ни выходить за него замуж, ни заключать альянс, но что еще мне нужно знать?

–Понятия не имею, но, если здесь написано, как можно его побороть, это пригодится,– сказала Нуру.– Из-за этого говнюка Дишива потеряла глаз. Он читает мысли, способен забраться тебе в голову и просто не умирает. Можно взглянуть?

Я охотно отдала ей книгу, и, забросив свои упражнения, Нуру села у окна и жадно перелистнула первую страницу. Сичи посмотрела на меня с печальной улыбкой, и я с трудом подавила желание уткнуться лицом в ее плечо и зарыдать. Она не принадлежала мне, о чем напоминало постоянное присутствие Нуру. Мы мало говорили о нашем намерении пожениться, ведь если мы осуществим этот план, я окажусь третьей лишней.

Нежеланной. Это слово вонзалось в меня острыми зубами, обгладывая мои горести. Эдо не хотел на мне жениться. Рах даже не захотел остаться. А я до сих пор не могла думать о матери, не вспоминая, как она стояла на коленях у тела Танаки и говорила мне, даже не нуждаясь в словах, что я недостаточно хороша.

–Ты уверена?– спросила я.

–В чем?– отозвалась Сичи и снова принялась гладить собаку. Довольная Чичи блаженно перекатилась на спину.

–Насчет нашего брака.

Она не посмотрела на Нуру.

–А ты нет?

–Я не… В смысле, да, уверена. Каким бы странным это ни казалось, я бы предпочла брак именно с женщиной, потому что она меня поймет, но…

Сичи наклонила голову, и шпильки в ее аккуратном пучке засверкали в свете лампы. Она всегда так совершенна и так красива. Как же я хотела в детстве стать ею.

–Если ты уверена, то и я тоже. Вместе мы с тобой добьемся чего угодно, и ни один мужчина не сможет указать нам на место.

Указать на место. Эти три слова звенели в моей душе, и я не сразу поняла их значение. Я уставилась на Сичи.

–Они нас боятся.

–Да, боятся,– прошептала она, как будто это был величайший секрет, который только могли хранить две женщины.– В глубине души они боятся тебя. Боятся меня. Боятся потерять уважение и власть, присущие их положению, и отдать их кому-то более слабому. Помнишь императрицу Тису Отако?

–Императрица Тиса Отако, жена императора Жасуна Отако Второго? Кое-что помню. Он вроде бы правил во время первой большой войны, да?

–Так утверждают в официальных летописях. Но он умер от императорской болезни, и, судя по записям, первые симптомы появились у него за двадцать лет до смерти.

Я вспомнила, как матушка лежала, опираясь на груду подушек, а из-под иголок в ее руке стекали струйки крови.

–Уж очень долго он болел.

–Именно так.– Глаза Сичи блеснули.– Такое обычно скрывают от народа, Коко, но император Жасун умер за двенадцать лет до конца своего правления.

–Как это?

–А так, что эти двенадцать лет на троне мужа сидела императрица Тиса и правила империей. А есть еще императрица Лян. Официальные историки выставляют ее слабой и болезненной, но я раскопала свидетельства из архивов, и…– Сичи резко выдохнула.– Ее муж вообще не правил. Целых три года он не сидел на троне и не приносил присягу. Она не выдавала себя за мужа, а просто носила императорские регалии и заняла трон вместо него.

Установившаяся на мгновение тишина как будто звенела от новой информации, от пылкой надежды. Сичи схватила мою руку и сжала.

–Мы не будем править Кисией, притворяясь мужчинами, Коко. Мы будем править как женщины. И мужчины возненавидят нас за это.

Прежде чем вернулся Оямада, я часами мерила шагами комнату. Приносили и уносили подносы с чаем, к которому мы едва прикасались, я начала писать с десяток писем, но скомкала все и бросила в камин. Лишь тихий стук возвестил о появлении министра Оямады. Он сам раздвинул дверь и вошел.

–Министр,– сипло произнесла я, но сумела хотя бы жестом пригласить его к столу.

Бормоча благодарности, он устроился поудобнее, но по его лицу ничего невозможно было прочитать. Мы с Сичи присоединились к нему, затаив дыхание, а Нуру по-прежнему сидела у окна и наблюдала. Оямада расправил одежду и откашлялся, как будто ему некуда спешить, я с трудом сдерживала желание немедленно узнать, что произошло, и как можно спокойнее спросила: