Проект "Повелитель" - Игорь Денисенко Страница 26

Ночь накрывала город. Федя внимательно вглядывался в окна. Нигде ни единого огонька. Мы заспешили. Оглушительно забилось сердце. Пусто! Никого живого я не ощущал, слабое пятно теплело где-то справа, то появляясь, то пропадая. Мы бежали молча, не чуя под собой ног.

Перед домом было всё истоптано. В жирной грязи четко отпечатались тяжелые ботинки с грубым протектором. Заскочив в подъезд, Федя чуть не споткнулся о брошенную лестницу. Поставив лестницу, забрались наверх. Я зажег дежурный факел и взял с собой. В бликах пламени на Косого было страшно смотреть. Желваки играли под кожей, щеки впали. Грязь. Черная грязь на полу и стенах. Лужи загустевшей крови. Прямо перед нами в луже лежал, раскинув руки, Миша Лопух, прозванный так за большие раскидистые уши. Опознать его только по ушам и можно было. Вместо лица – кровавое месиво, из ружья в упор выстрелили. Словно невесомые призраки, затаив дыхание, мы стали обходить этаж за этажом. Смерть. Она царила всюду. Нож, пистолет, ружье были ее инструментом. На четвертом этаже я склонился над телом Андрюхи Ворона. Он был теплый и еще дышал, зажимая пальцами распоротый живот.

– Кто? – сипло и с угрозой спросил Косой.

– Баклан и Толик Лентяй… они… – засипел Андрей, – они спустили лестницу Джокеру… Мы не ждали днем, ты сам говорил… воды дай…

Федя снял фляжку с пояса и, приподняв голову Андрюхе, стал его поить. Тот поперхнулся, откашлялся и продолжил:

– Баклан как раз с ружьем и дежурил. Когда я услышал выстрел, вышел и напоролся на Лентяя, он мне нож и сунул, сука. Темно-то как…

– Ночь уже.

– Косой, слышишь… – Андрей задышал часто и прерывисто, – отомсти за меня Лентяю. Я знаю, ты не такой, они всё трындели, что ты нас бросить хочешь, что Джокера боишься, что к нему надо уходить, пока не поздно… Ты же знаешь, я не стукач. А надо было! Думал, они просто трусы, а они…

Ворон не договорил, его голос оборвался на полуслове и затих. Федор нагнулся, прикрыл ему веки и сказал негромко, но отчетливо: «Отомщу за всех, Андрюха».

Обойдя пятый этаж, стали спускаться.

– Пятнадцать – и только двое ублюдков Джокера, – сухо сказал Косой. – Женщин они увели. Но нет еще Мишки Ангела, Шустрого, Димона и Серого.

Косой вопросительно посмотрел на меня. И в глазах его было столько боли, что, выплеснись она сейчас наружу, я в ней захлебнулся бы.

– Думаешь, они тоже к Джокеру?..

Федя кивнул. Похоже, он уже никому и ничему в этой жизни не верил. Я обнял его за плечи.

– Пошли к старому, груз скинем и Джокера навестим.

И я увел его, держа за плечи. Косой как-то внезапно постарел. Мне показалось на миг, что больше никогда я не увижу улыбку на его лице.

* * *

За углом дома кто-то плакал. Я поднял факел, всматриваясь в темноту. Из темноты к Федору метнулся мальчишка.

– Косой! Ты пришел! Они всех убили! Всех убили!.. Федор обнял его.

– Я знаю, Шустрый, знаю.

– Там наши, – махнул Шустрый в темноту, – мы с охоты шли, когда крики услышали.

– Кто? Кто там? – всматривался Федя в темноту, увлекая Шустрого за собой. Пройдя немного вперед, мы увидели два тела.

– Димон и Серый, – определил Косой.

– Прости, дядя Косой, я испугался и убежал… прости… – лепетал мальчишка.

Федор внезапно потеплел и потрепал его по голове.

– Ничего, Шустрый, мы отомстим. Вот, возьми, – и он снял с шеи один автомат.

Пацан, не веря своим глазам, неловко принял его в руки, утер слезу и сказал:

– Я оправдаю, я больше никогда тебя не подведу, дядя Федор.

– Я верю, Серёжка, верю. А где Мишка Ангел?

– Он с нами ходил, но на обратном пути решил к старику зайти, там вас с Толстым подождать. Федор кивнул.

* * *

Хаймович что-то тихо бубнил, но его никто, кажется, не слушал. Мишка по прозвищу Ангел, с большими черными глазами и не по-мужски длинными ресницами, сосредоточенно набивал магазины. Керосинка на столе чадила. Дымный запах солярки пропитал комнату. Косой всё считал и что-то прикидывал, перебирая оружие.

– Я таки считаю неразумным брать с собой ребенка, – проговорил дед.

Ребенок под именем Шустрый бросал на Хаймовича испепеляющие взгляды.

– Ну посудите сами, шансов перебить всех у вас просто нет, а вернуться живыми – и того меньше. Оставьте его здесь. И вообще, не порите горячку. Месть – это блюдо, которое подают холодным. Нужно всё обдумать, взвесить и выждать момент.

– Вот мы и выждали, – зло сказал Федор, – пойдем, пожелаем им спокойной ночи.

– Федор, мне кажется, вам нужно понять одну важную вещь. Пострелять и погибнуть проще простого. Месть – это значит, прежде всего, выжить и отомстить. Ну хорошо, раз вы так не понимаете, скажу иначе: измените прерогативу. Что для тебя важнее – вернуть Луизу или убить Джокера?

Федор после этих слов словно очнулся от тяжелого сна. Я подошел и положил руку ему на плечо.

– Дед верно говорит, давай по-тихому попробуем. Где он женщин держит, я знаю.

– Часовых я беру на себя. И как проникнуть знаю.

– Толстый, ты никак в гарем наведывался? – усмехнулся Миша, насчет женщин – далеко не ангел.

– Нет. Но мысли, как это можно сделать, были. Понимаешь, туда с соседнего здания для меня перепрыгнуть раз плюнуть. Потом кошку цепляю и вниз до нужного окошка. Думал, постучусь, авось откроют.

– Это ж как нужно оголодать, чтоб до такого додуматься! – покачал головой Хаймович.

– А если пробиваться? – спросил Шустрый.

– Пробиваться – дохлый номер, гарем в самом конце здания. Через всех точно не пройдем.

– Гладко говоришь, – с сомнением размышлял Федор. – А на деле? Ну спустишься ты, ну в окно залезешь. А женщины заголосят? И хана тебе!

– А чего им голосить?

– Толстый, ты свою морду в луже видел? Про зеркало не спрашиваю, ты в него хрен заглядывал когда.

– Да уж не кривее твоей! – оскалился я. – Хватит не по теме базарить. В окно залезу, найду Луизу и по веревке спущу ее тебе. Ты внизу в это время часовых снимешь. Идет?

– Идет, – согласился Федор. – Поспешим. Светает скоро. И мы заспешили. На пороге Косой тормознул пацана:

– С дедом останешься.

– Но…

– И никаких но! Я не хочу опять вернуться в пустой дом. Отвечаешь за деда головой.

– А…

– Вот именно. Ты обещал меня больше не подводить. Или забыл?

Шустрый насупился и вернулся в дом.

– Дай вам Бог удачи, – сказал Хаймович и перекрестил нас.

* * *

Не ходят у нас по ночам. Вдвоем и даже втроем не ходят. Даже вооруженные до зубов не ходят. Если только большой толпой. И то всегда есть шанс дойти, но кого-нибудь не досчитаться. Пропадают люди бесшумно и бесследно по дороге. Ночью выходят на охоту те твари, что днем спят. Я не раз находил поутру растерзанных в клочья торков. А кто их так мог уделать, даже не представляю. Справиться с панцирем торка никому из известных мне тварей не по силам. Не зря детей пугают Призраком ночи. Говорят, он безликий и бестелесный властелин ночи, и когти его остры, как лезвия, а зубы, как стекло, и нет от него спасения одинокому путнику. Днем он прячется в подвалах, а ночью выходит на охоту. Мы и без этих сказок сторонились подвалов. В них и без Призрака ночи хватало всякого. А вот идти так, как мы, среди ночи, размахивая факелами, – это всё равно, что на ужин зверей подзывать. Полное безумие! И пусть в одной руке ты держишь факел, а палец второй лежит на курке, из темноты всегда есть кому прыгнуть на тебя сверху или сзади. И палец бесполезно будет жать на курок. Недолго, правда.