Псы войны. Пробуждение Ареса - Грег Бир Страница 26

Маскианка качает головой.

В метре над экраном свисает каменный уступ, заслоняя часть неба и все, что находится к югу и востоку от нас.

Тил откручивает крышку люка у нас над головами. Мои пальцы вконец онемели. Лица я и вовсе не чувствую.

— Шесть’сят и три, — бормочет Тил, отодвигая крышку и вытаскивая из люка блестящий стальной перископ.

Она едва касается его металлических частей — боится отморозить пальцы.

— Точно так он сказ’вал.

— Кто «он»?

— Отец. См’три шустрее. Не можем долго здесь ост’ваться, пока пульт упр’вления не разыщем и эл’ктричество не п’стим.

Я придвигаюсь к мутному, почти непрозрачному окуляру. Выпуклый «рыбий глаз» демонстрирует мне окрестности.

Чувствую себя моряком на субмарине! С одной лишь разницей — надо мной не вода, а песок.

Ничего… Снова ничего…

Но тут, в очередной раз обводя взглядом равнину, я замечаю столб пыли с юго-восточной стороны: к штольне приближаются три автомобиля. Не антаги, но и не космодесантники.

Багги, такие же, как у Тил.

— К нам едут маскианцы.

Тил кидает на меня гневный взгляд — она явно не в восторге от этого прозвища — и отбирает перископ. Осматривает горизонт несколько раз, неизменно останавливаясь на юго-восточном направлении.

— Они из лагеря форов, — заключает Тил.

— Это еще кто такие?

— Форы. Фортреккеры [14]. Не знаешь нич’го про нас!

Девушка водворяет перископ на место, закрывает ставни и направляется к лестнице, бормоча под нос: «Найти, как эл’ктричество п’скается!»

Здесь я с ней целиком согласен. Тил спускается, я следом. Замерзшие пальцы не слушаются, и я с трудом цепляюсь за скобы. Если разыщем пульт управления и рубильник, то скорее всего найдем и склад, где рудокопы держали лекарства, гермоскотч и еду. С этими припасами мы сможем продержаться до подкрепления, которое наверняка уже в пути. Мы ведь — часть большой операции, не так ли?

И быть может, нам посчастливилось найти то, за чем начальство уже давно охотится.

Тил скрывается в туннеле, ведущем на восток. Я едва успеваю заметить, в какую сторону она убежала. Мне следовало бы вернуться к товарищам и сообщить им новости — за подозрительным и старомодным словом «фортреккеры» едва ли скрывается что-то хорошее! — но я в замешательстве. Понятия не имею, какие беды нас поджидают и что рассказать Бойцовому Петуху, и Теку, и генералу, если мы его еще не потеряли. Что если багги везут рудокопов, которые узнали, что наводнение закончилось, и возвращаются в шахту? Может, они даже обрадуются нам — лишняя пара рук всегда пригодится. Верится с трудом. И где гарантия, что Тил не врет?

Сомневаюсь, что нашим ангелам по силам ответить на эти вопросы. Они редко бывают осведомлены в делах, не касающихся непосредственно боевых действий, и почти ничего не знают о переселенцах.

Почему так? Не глупо ли это?

Огни лампочек-звезд все тускнеют. Наверное, садятся батарейки.

Туннель ведет к еще одному гаражу, на этот раз пустому. Зеленая пыль устилает все вокруг толстым слоем, а на полу поблескивают лужи. Тил подходит к воротам в противоположной от нас стене и проверяет замок. Ощупывает печать своими длинными пальцами, прижимается лицом к дверям — проверяет, нет ли утечки воздуха.

В гараже не так холодно, как на смотровой площадке. Терпеть можно.

Тил оглядывается на меня:

— Замок н’дежный. Ворота з’печатаны. Отец сказ’вал, в штольню только два входа есть, северный и южный. Когда форы в штольню в’шли, лишние двери з’делали, хотели малыми силами об’роняться.

— Форы знают, что мы здесь?

— Знают, что я здесь.

— Откуда?

Она мотает головой и направляется к застекленной будке, вмонтированной в стену сверху и справа от нас. Там, по всей видимости, находится рубильник. Тил взбирается по лестнице и пытается открыть будку.

Я смотрю на нее снизу вверх.

— Что будет, если они войдут внутрь?

— Как найдут нас, меня обратно от’шлют. А вас п’ребьют всех.

— Пусть попробуют! — фыркаю я.

— У них ружья имеются.

Тил изо всех сил дергает дверь, но та не поддается. Заварена, как и западные ворота. Девушка спускается, озираясь по сторонам, словно олень в поисках тростника.

— Скажи мне правду, — настаиваю я. — Зачем ты приехала сюда? И почему не веришь, что багги везут рудокопов обратно в шахту?

— Они вернуться не п’смеют, — мотает головой Тил.

— Почему? Вода-то ушла…

— Пот’му что боятся немало! — кричит девушка. — Думаешь, это шахта об’кновенная? Не знаешь нич’гошеньки!

— Кого им бояться? Нас?

— Нэ!

— Да что, черт возьми, происходит? — Я едва не срываюсь на визг.

Я пытаюсь заглянуть ей в глаза. Едва нога маскианки касается пола, я делаю шаг навстречу, но Тил гневно вскидывает руку и дает мне пощечину. Нет такого космодесантника, который позволил бы безнаказанно отвешивать ему оплеухи. Я машинально замахиваюсь на нее в ответ. Лицо Тил искажается, словно от боли, и из ее груди вырывается пронзительный крик.

Нашу ярость словно рукой снимает. Мы стоим посреди гаража, уставившись друг на друга, тяжело дыша.

— Найти его н’до. Во что бы то ни стало! — всхлипывает Тил.

Ее голос эхом отражается от стен — глухой, потерянный, надломленный. Она падает на одно колено, словно готовясь к молитве, и опускает голову.

— Не из-за хобо пятая к’манда ушла. Мне отец не все сказ’вал. Г’ворил идти сюда, когда нич’го др’гого не останется. Лучше штольня, чем З’леный лагерь, если тебя в пески пр’гнать возн’мерились. Но отец сказ’вал, не брать никого, одной идти.

Вот так новости!

— И все-таки ты спасла нас, — мягко напоминаю я, пытаясь загладить ссору. — Ты же сама сказала, что рассчитываешь на нашу помощь. Ведь больше тебе подмоги ждать не от кого… так?

Она трясет головой.

— Не знаю, зачем под’брала вас. Вы не мой народ. Не друзья мне.

— Но мы люди, черт возьми! И воюем с антагами ради общего блага.