Князь Рысев - Евгений Лисицин Страница 27

— Ты хоть знаешь, кто я такая?

— Шваль подкопытная. Мне на твоего прадителя срать верхом на кривой кобыле. Последний раз предлагаю.

— А не пойти ли тебе к святцам, неуважаемый? — окрикнул я, устав стоять в стороне. Что же это мы с Майей стоим, будто пироги на базаре, и за нас торгуются. У нас ведь и языки с ней есть.

А помимо языков и еще кое-что, не менее острое.

Дьяволу явно не понравилось, что кто-то вроде меня посмел вообще к нему обращаться. Возмущение лежало на его лице уродливой маской, он разве что готов был лопнуть от переполнявшей его злобы.

— Это что еще за новости? — вспылил он, топнув ногой. Черти с его телег вдруг начали спрыгивать — уставшие, будто все это время державшие их на своих спинах грешники выдохнули с облегчением. Я тоже не стал ждать, едва выпустив из рук Майю, выхватил кортик. Черти, едва увидевшие его, осыпали меня ворохом насмешек.

— Эй, грешник, у меня тут в зубах твоей мамки гузно застряло, поковыряй своей зубочисткой! — Здоровенный пузатый черт гоготал так, что от его хохота сотрясалась сама преисподняя. Его более мелкие собратья, держась за животы, не смолкая обливали меня черным смехом. — Мы-то думали, там бандура, а у тебя так! Палочка!

— Спилил бы крестовину-то, по самую крестовину ведь затолкаем, вертеться заставим!

Я облизнул высохшие губы, разом вспомнились лихие девяностые. Ночь, улица, фонарь, аптека и пяток бритоголовых, разодетых в «абибас» гопников. Непременно желающих закурить, непременно у тебя, непременно получающих по зубам…

Эти, я был уверен, точно так же не станут исключением.

Рывком бросился к первому же черту, пустив в ход кортик — тот с легкостью полоснул беса по горлу, чудом не отделив голову от несуразного тела. Мучитель грешников, еще недавно поддавшийся порыву смеха, теперь вместо хохота лишь булькал черной, как у тех самых грешат, кровью. Я решил не останавливаться на достигнутом — инициатива была все еще на моей стороне. Второй противник уже успел понять, что со мной шутки плохи, подскочил в надежде ударить мне копытами в лицо, но вместо этого я чуть пригнулся и сразу же выпрямился, подхватив его тело спиной, швыряя назад. Он плюхнулся наземь, забарахтался, пытаясь оказаться на ногах — я не дал ему такой возможности, пригвоздив к красной глине, добив ударом сапога в лицо.

Надо мной нависла бесконечно тяжелая туша — желая воздать мне за смерть товарищей, толстопузый черт разинул слюнявую, вонючую пасть. Я лишь увидел перед собой несколько рядов острых, торчащих шипами из мясистой плоти зубов. Будто кинжалы, на меня нацелились пожелтевшие, гнилые клыки. Я попятился, инстинктивно отмахнувшись клинком. Кончик языка, вот-вот собиравшийся коснуться моей щеки мерзким кровоточащим червем отлетел в сторону. Из недр пытавшейся поглотить меня глотки раздался рев жуткой обиды и боли. Тушу вдруг смело, будто ударом — адская гончая, спрятавшаяся по приказу хозяйки, теперь решила явить себя во всей красе. Огромными, могучими лапами она придавила великана в земле, мощные челюсти тут же сомкнулись на той крохотной прослойке, в которой угадывалась шея.

Майя хватала адский жар руками. Попытавшийся дотянуться до нее демон поймал своим брюхом тысячи пламенных игр. Утыканный, словно дикобраз, широко раскрыв глаза от удивления, он исчезал в обжигающем пламени. Бися, решив не ждать, тоже перешла к активным действиям. Рогач пытался схватить ее за волосы, вился под ее ногами, будто пронырливый кот, дергал за изящный, длинный хвост. Взбешенная дьяволица сумела поймать его за шкирку, приложить головой о землю. Второго удара не последовало — за своего лидера тотчас же вступился кучер, и дьяволица взвизгнула, отскочив прочь. Кожа на ее плече разом набухла, превращаясь из алой в карминово-красную. Черная кровь струями побежала по ее красивому телу — кучер стискивал плеть, готовясь к очередному удару. Его мерзкая улыбка не предвещала ничего хорошего и как будто говорила — будь ты хоть семи пядей во лбу, но я изобью тебя. Изобью, как паршивую собаку.

Я качнул головой: ну уж нет, если тут кто кого и отпинает, так это точно буду я. И начну с этого поганца.

Кортик пропорол мягкую плоть дьявольского живота, широким и резким размахом я располовинил ближайшего ко мне черта, пинком отправил его тушу под ноги очередному смельчаку. Его копыта противно зачавкали по еще недавно живому собрату, заскользили по черной крови. Я воспользовался моментом затишья — Майка одарила мой клинок очередным заклинанием. Подарок Кондратьича теперь готов был резать мерзавцев на расстоянии — понять бы еще только, как оно работает.

Я взмахнул клинком, высекая искру, ударил резко и наотмашь, будто в тщетной надежде накромсать воздух на ремни. Клинок в руках завибрировал, будто собирая отовсюду адский жар. Огненной струей вырвался поток и ударил прямо в лицо обнаглевшему кучеру, что позволил себе ужалить плетью Бисю. Его голова вспыхнула, будто свеча — не понимающий, откуда вдруг взялась дикая боль, черт отчаянно завизжал, кубарем скатившись наземь.

Я резко ударил кортиком назад из подмышки, словно в фильме про самураев, и не прогадал. Попытавшийся сцапать меня сзади нечистый обмяк, едва я кольнул его грудь, мешком повалился мне под ноги. Я не стал рисковать, добивая поганца парой широких царапин во всю спину. Если у них идет кровь, то от кровотечения они точно могут умереть.

Майя решила доказать, что сила ее монеты — это не просто слова. По-звериному зарычав, выгнувшись, будто одержимая, она исторгла из своего тела прокатившуюся по земле волну адского жара. Я почуял, как мои ботинки едва ли не плавятся, копытоносцам же повезло куда меньше — они заплясали, спасаясь от огненной, чуть ли не ставшей сковородой земли.

Пламя, поселившееся в огненной чародейке, рвалось наружу, желая излиться на мерзавцев лавовыми потоками. Крик дочери Тармаевых вырвался из ее глотки живым, огненным змеем. Словно яд, роняя наземь опаляющие искры, он закружился, хищником бросаясь от одного беса к другому. Воспарив над землей, Майка пожарищем обрушилась на огромный, скалистый булыжник — оплавившись, тот не выдержал ее напора и силы, затрещал, обращаясь в мелкое крошево. Взрыв, зародившийся в самом ядре, разнес его в клочья. Изрешетило телегу, лишившуюся кучера. Кони-грешники, едва почуяв сладкий дух свободы, врассыпную нырнули прочь, на ходу обращаясь в каплевидных духов — небеса, пусть и израненные, дьявольские, но манили их взор, как будто обещая всепрощение. Взвыла адская гончая, переходя на обиженный скулеж, вдруг завертевшись на одном месте — осколочная камнеграната напихала и ей парочку осколков под самый хвост.

Бися чудом успела рухнуть наземь за мгновение до взрыва, совсем уж по-человечески закрыв голову руками, болтался разве что из стороны в сторону подпаленный хвост. Рогач заныл: ему-то угодило под самое колено. Дьявольским усилием, хромая, он спешил прочь, под прикрытие телег.

— Возьмите ее, возьмите эту суку! Любой ценой!

Он рухнул за пару шагов от вожделенной цели, когтями роя землю. Скрежеща зубами, он стукнул по ней кулаком — я несся к нему со всех ног. Все внутри говорило: «Пришпиль эту паскуду, и победа на твоей стороне. Пришпиль, пригвозди, раскромсай в мелкие куски — святые только спасибо скажут!»