Повелитель войны - Иван Петров Страница 27

…На полноценный бой произошедшая стычка никак не потянула. Увидев нас, прошлогодние враги снова вспомнили свои страхи и через несколько минут борьбы с ними и рубки с моими всадниками бросились удирать. Кстати, могли бы хоть засаду сделать, а так – повторилась история с котом и псом. Но Убилай – молодец, понимал, сколько людей наблюдает за его действиями, очень чисто поработал. Организовал безупречный охват и загнал эту толпу в разлившуюся в половодье реку. Кто из степняков и горцев умел плавать – переплыл. Говорю же, любое приобретенное знание и умение полезно, а они учиться читать и писать не хотят. И зря. Вот же пример.

Основную часть народа мы из воды выловили, тех, кто желал, само собой. Мы же не убийцы. Очень даже много желающих получилось. Тысяч двенадцать на первый взгляд.

Вскоре после разбора полетов, никто из гостей еще уехать не успел, прискакали пятеро, привезли связанного человека. Им оказался мой названый побратим, бывший срединный хан. Впервые человек такого ранга попал ко мне в руки. То, что он меня сразу не узнал, или узнал сразу, что я не его названый брат, было ясно, и я попросил оставить нас в моей юрте вдвоем. Ситуация вышла немного дурацкая, я как-то сжился со своим ханским образом, и работа Бортэ была выше всяких похвал. Так что, с одной стороны, его надо бы выпереть за границу под обещания: никогда и ни за что, а с другой стороны, он мне такой скандал с Лжедмитриями может организовать, ни боже ж мой. Дилемма.

Названый братец пытался со мною говорить, но мне-то с ним о чем шептаться? Не понимает он моих проблем. А я придумать ничего не могу. В это время он меня отвлек, попросил друзей или приятелей своих наказать за предательство. Вышел, отдал приказ, и на пять свидетелей моего непонятного замешательства стало меньше. Народу-то вокруг сколько собралось. Подозвал одного из малознакомых, приказал взять из юрты пленника, ничего ему не говорить и снести голову, заведя в юрту совета. Так, чтобы народ не понял, вроде пленника на дальнейший допрос повели. Глупо как-то получилось. Что-то не так я сделал. Труп убрали ночью, поползли слухи всякие… Похоронили на вершине холма, как хана, со всеми почестями, народу было много, ничего вроде не упустили. А иначе что – гражданская война, самозванец? Но ханов казнить не то чтобы нельзя, но лучше бы – не надо. Особенно мне. Переживем, а что делать?

…Второе мирное лето на Востоке и в Центре, первое на Западе и во всей Монголии. Про себя я страну уже называю так. Жизнь входит в нормальное русло, и, если до зимы ничего экстраординарного не произойдет, количество скота удвоится, и с меня на следующий год спадет большая половина обязательств по поддержке беднейших слоев населения. Люди начали поднимать голову. На Востоке и в Центре отары могли бы учетвериться, но народ, надеясь на меня, так хомячит баранину, что реально пока только удвоение. Вот что называется настоящими реформами. Время, отпущенное для роста наших табунов, ограничено: при таких темпах все упрется в площадь выпасов, но это неважно, драться за них между собой я им не позволю. Будут богатеть за счет продажи скота за рубеж неорганизованным братьям по разуму. Купечество начнем развивать, мои караваны первыми пойдут. Зато вся армия теперь имеет по три коня на всадника, третий конь под вьюки и добычу. Скорость переброски войск радует, четыре дивизии на страну – в самый раз, их содержание в следующем году буду перекладывать на состоятельных людей, богатеющих на мирных просторах. Обложим умеренно, но рассчитываю, что мои вояки о такой гарантированной добыче даже не мечтают. Этот вопрос практически продуман и вчерне решен.

Главное, разбойничать почти перестали, я очень боялся, что не удастся быстро перебороть инстинкт. Чтобы не потерять население, за грабеж, похищения и изнасилования назначил порку, и только за убийство монгола – смерть. Пока действует: эксцессы незначительны, порки еще много, но казней – за прошедший год менее трехсот. Надеюсь, сохранив таким образом жизнь нескольким десяткам тысяч монголов в год, где-то через десяток лет будем иметь удвоение населения и никаких проблем с продовольственным вопросом.

Да, это все не касается воинских преступлений, там практически за все смертная казнь, порка лишь за небрежный уход за конем, общую леность и прочую недисциплинированность. Так у военных в результате почти нет эксцессов. Иначе с такой массой организованных вооруженных людей было бы просто не справиться.

Бортэ лепит из меня народный образ, там такая страшилка, просто – Зевс, выходит! А я что – я ласковый и пушистый, почти никогда с ней не спорю… Пошутил насчет страшилки. Бортэ у нас теперь министр пропаганды, стимулирует в народе разговоры о моей божественной сущности и моих достоинствах в качестве отца нации. Народ жрякает баранинку и поддакивает. Всячески пропагандируется патриотизм, народные певцы поют славу мне и моим полководцам. Культивируется образ врага – диссидента и закордонника: сбежавших ханов не осталось, вместо них покинувшие наши просторы племена, не пожелавшие жить по нашим законам.

Вообще-то Бортэ настоящий министр, под ее крепенькой ручкой развернулся почти целый женский батальон ближних и дальних родственниц. Если так пойдет, то скоро в нашем народе одна половина будет яростно в чем-то убеждать другую, не зная, что обе работают на одного хозяина, Бортэ. У нее хорошие организаторские способности, и когда я ей объяснил схему: больше детей – больше воинов, здоровые матери – здоровые дети, она сразу прониклась и не ворчит, когда отправляет очередную партию скота для поддержки этих программ.

По-моему, не слишком себя афишируя, она эту программу и контролирует, иначе ни черта бы у меня не получилось. Несмотря на мою сумасшедшую филантропию, кое-что у нас с ней осталось и приносит хороший приплод, поскольку бедности, не только в стране, но и у себя в семье, не ощущаю. Жену западного хана, самую красивую женщину ханства и так далее, Бортэ куда-то пристроила, я даже не успел с нею второй раз поговорить, да и ладно. А моя новая жена, родственница неисправимых разбойников, пока находится с нами. Все-то у меня руки не доходят поговорить об этом деле с Наей. Пока так. Да, всех пленных лекарей – в стойбища, как говорится – лекарь в каждое село.

…Вот и осень, четвертая осень в этом мире. В голове крутится какая-то земная песенка, все слова уже стерлись из памяти, а фраза «четвертая осень» осталась. А была ли там она? Заунывные песни акынов меня не привлекают, пару раз заставал себя напевающим старые песни на людях, но никто не проявил интереса. Их наши песни не привлекают или мое исполнение? Еще первым летом сорвал себе голос и теперь хриплю под Высоцкого, только не столь приятно для слуха. Поскольку Высоцкий пел, а я просто хриплю.

Ладно, не отвлекаемся. Все у меня получилось с социалкой, а что не получилось – продолжу грядущим летом доделывать, значит, с наскока такую проблему не решить, специалисты нужны, а нас всего полтора миллиона, и мы читать не умеем. Нормально, люди стали жить лучше и веселее. Никто на нас не напал в этом году и, похоже, уже не нападет. Радуемся. А то народ смотрит, решит, что все еще впереди…

…Если честно, есть у меня проблема. Власть у меня нелегитимная, не ощущает себя страна единой, захватчиком меня считает. Войны давно не было, люди спины распрямили, не только бедняки, но и солидные, уважаемые персоны, и первый вопрос, который начинает брезжить в их отупевших от обжорства и пьянства мозгах – почему не я? Оторву себе кусочек пятьдесят на пятьдесят километров и стану царствовать на нем. Пара тысяч подданных – тоже хорошо. И объяснение есть: присягу от страха дал, а теперь не боюсь, хана много раз видел, плевал я на хана, я сам себе хан.