Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время - Александр Петров Страница 29

– Вот как, – сказал папа и тут же прервался, обратясь ко мне: – Данилка, ты не спишь?

– Нет, – отозвался я.

Я перестал следить за дыханием, и оно меня выдало.

– Предупреждать надо, – с досадой сказал отец. – Про то, что слышал, не болтай.

– Я что, глупый? – с досадой ответил я.

Я подумал, что если у меня хватает ума молчать про тайную летопись, в которой папа порицает князя за недальновидность и трусость, то о таких разговорах можно не предупреждать. Хотя он не знает, что я регулярно читаю ту летопись, пробираясь через нервный частокол его почерка. И конечно же, я ему об этом не скажу.

Возница пошарил в торбе и выволок невообразимо древнюю, пеструю из-за царапин и вмятин металлическую флягу. Он встряхнул ее, слушая, как булькает жидкость внутри, воровато оглянулся по сторонам, открутил крышку и сделал пару глотков. Потом Федор протянул емкость отцу:

– Хлебни за кумпанию. Помянем, кого с нами нет.

Отец принял фляжку и тоже приложился. Мой нос уловил запах ядреного деревенского самогона.

– Данилка, – позвал меня отец. – Ты не болтай. Узнают, кнутов дяде Федору дадут.

– Хорошо, – с досадой сказал я.

Раздражение возникло оттого, что в какой-то момент мне показалось, что папа предложит выпить вместе с ним.

– Между первой и второй… – намекнул возница.

– Оставь, – отказался отец. – Может, оно жизнь тебе спасет.

– И то верно, – заметил дядя Федор. А потом добавил, ни к кому не обращаясь: – И все равно антихристы наши виноваты. Людям горе, а им забава.

Папа на это ничего не ответил. Разговор прервался.

Телега покатила дальше.

Вечером, только мы встали на привал перед бескрайними Пекшинскими болотами, от князя прискакал нарочный. Он передал приказ немедленно прибыть в ставку.

Мы с отцом поднялись и пошли. Возница проводил нас взглядом, в котором легко читалось про «ирода, который отдохнуть людям не даст».

Князь со своим штабом находился в голове колонны. Прикрытый мощным заслоном ратников, владыка чувствовал себя в безопасности. Окруженный свитой прихлебателей и подпевал, князь расслаблялся от тягот похода крепким хлебным вином.

Шалман расположился на поляне вокруг огромного костра. Языки пламени вздымались выше человеческого роста, заставляя раскачиваться ветви деревьев.

Компания гудела. Раздавались нестройные выкрики и пьяный хохот. Сновали князевы слуги, подтаскивая снедь. Пирующие хватали куски с блюд, пачкаясь капающим мясным соком, лили в себя крепкую отраву, запивая водку медовухой. Пламя делало лица еще более красными, они лоснились от пота и жира.

Тут были самые родовитые люди Владимира, лучшие бойцы, одетые в дорогие доспехи и увешанные мощным оружием. Но, несмотря на это, выглядели они как дрессированные медведи, на потеху публике ходящие на задних лапах за кусок сахара.

Издали это сборище показалось мне клубком сросшихся человеческих тел, назначение которого – неутомимо лизать зад владыке.

Когда мы с отцом подошли к огню, князь сделал знак своей свите. Шум смолк. Владимирский князь не спеша встал и подошел, пробивая нас насквозь сосредоточенным и недобрым взглядом.

Князь Иван Васильевич был высоким и сухощавым мужчиной с длинным лицом и густой, пронзительно-рыжей шевелюрой. Он делано улыбался, изображая радушного хозяина, но его зеленые глаза были полны скучающего презрения к ученому холопу. – Что же ты, Андрей Сергеевич, нашим обществом брезговать стал? – поинтересовался князь у папы.

– Вы же сами, ваше высочество, приказали мне ехать в обозе, – серьезно и строго ответил отец.

– Когда это? – притворно удивился князь.

– Когда изволили обругать меня за самоуправство и прогнать с глаз долой. А напоследок заметить, чтобы я не появлялся, – в голосе папы засквозила обида.

– Ты, Сергеич, пьян, что ли? – князь Иван почти натурально изобразил недоумение. – Ну пожурил, что без спросу взял телегу и пятерых землекопов… Ну сказал про луковые и чесночные остатки из овощного подвала…

– Землекопы мне нужны были, чтобы на старом химзаводе выкопать бочки с реактивами. А телега, чтобы привезти. Зато теперь у нас газовые бомбы есть. А вы меня за них…

– Вот будешь теперь вспоминать… – ворчливо перебил отца Иван Васильевич. – Чашу меда сюда.

Хозяин Владимира не любил признавать свои ошибки.

Услужливо подскочивший холоп подал медовухи, влив туда стакан водки. Получился шмурдяк отменной мерзости.

– Пей, Сергеич, веселись. Нынче мы все в веселии перед трудами великими.

Отец с трудом выцедил эту пакость.

– Премного благодарен, – сказал он.

Я разочарованно подумал, что прав дядя Федор – из моего папы веревки вьют все, кому не лень. Я бы непременно сказал что-нибудь едкое.

Князь кивнул, сделал неопределенный жест, приглашая располагаться, и оставил отца в покое.

Мы расположились в стороне от праздника жизни, где сидели такие же, как мы, серые мышки. Зато из темноты было очень хорошо видно все действо.

Я стал исподволь разглядывать участников вечеринки.

Как всегда на таких мероприятиях, тут были амазонки. Они развлекали гостей, смеялись и строили им глазки. При дворе они сильно оголяли грудь и обтягивали тело тонкими, яркими тканями, на радость боярам и служивому люду. Но тут тетки были в черной полевой форме, с оружием.

Амазонки выглядели во мраке ночи смертельно опасными призраками. Мне вдруг пришло в голову, что телохранительницы княжны далеко не так безобидны, как это может показаться. Они и сами называют себя дикими кошками.

А кошки только прикидываются ручными и до поры прячут острые когти в мягких подушечках лап. Однажды может настать день, когда амазонки порежут пьяных гостей, повинуясь приказу своей богини, которой тайно поклоняются.

Среди прочих я узнал тетю Веру, начальницу караула женской половины. У них с отцом был роман, который никак не мог завершиться законным браком.

Она была молодой, светловолосой, ладной, красивой женщиной, и я не понимал, чего папа тянет, – Веру многие звали замуж.

А дело было в бабке, которая всячески отговаривала и препятствовала этому, очень боясь, что «шалава» «окрутит» моего отца, а ее, бабку, выгонит из дому, отправит к родственникам в деревню.

Тетя Вера смеялась и шутила с гостями, не отходя ни на шаг от высокой амазонки, которой все оказывали знаки особого внимания и уважения. К сожалению, мне ни разу не удалось увидеть ее лица.

Мне пришло в голову, что это, должно быть, дочь князя, недавно выпущенная из монастыря, где она училась грамоте, искусству управления и дипломатии, постигала рукопашный бой и тайны женской привлекательности.