Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин Страница 29

— А по-моему, ты преувеличиваешь возможности «Спирали». Что-то мне с трудом верится в то, чтобы Снайперы оказались способны на столь массированный удар по нашей колонне. Тут пахнет более организованными формированиями.

— Нет, Лен, ты не прав. Если бы это были спецподразделения Сообщества, то откуда у них взялись бы смертельное оружие и вакуумные бомбы?

— Ты же сам сказал, — возражаю я. — Когда ставка слишком высока, власти предержащие готовы на все. В том числе и на нарушение любых запретов…

Он опять ругается. А потом глухо произносит:

— Знаешь, Лен, лучше бы ты был не прав. Иначе… иначе получается, что у нас с тобой вообще нет никаких шансов…

Я осторожно делаю несколько разминочных движений, стараясь, чтобы они остались незаметными для Слегина.

Потом спрашиваю:

— А ты еще на что-то надеешься? Все еще веришь, что нам удастся проскочить между двух огней?

— Да! — упрямо дернул головой он. — Надеюсь! Надежды юношей питают… Надежда — мой компас земной… И так далее.

— И по-твоему, за меня можно заплатить жизнью миллионов людей?

— Лен, не надо, — попросил он. — Мы же с тобой не на экзамене по этике!.. Лучше вот надень, пока не поздно…

Не поворачивая головы, он на ощупь нашаривает на сиденье рядом с собой какой-то сверток и небрежно швыряет его мне на колени.

Это «Пузырь» — защитный жилет из особого материала — забыл, как он называется, — и со встроенными микрогенераторами силовых полей. Кажется, такая штуковина способна выдержать даже выстрел из гранатомета. Причем в упор. Невидимая антимагнитная оболочка, создаваемая электронной «начинкой» жилета, просто-напросто отклоняет любой контактирующий с ней объект, что, в частности, приводит к рикошету пуль.

— А ты? — спрашиваю я.

— А я уже экипировался, — быстро говорит Слегин. — Извини, что предлагаю тебе эту штуку с опозданием, надо было еще в танке это сделать…

Я с силой бью его по плечу — так, что машина дергается в сторону и идет юзом на встречную полосу. Слегин судорожно вертит штурвал, чтобы избежать столкновения с встречным «внедорожником».

— Ты что, обалдел? — интересуется он. Не этими точно словами, но в этом смысле.

— Значит, говоришь, на тебе тоже «Пузырь»? — прищуриваюсь я.

— Да иди ты, — бурчит, отворачиваясь, Слегин. — Тоже мне, экспериментатор выискался… Не сравнивай себя со мной. Теперь у нас с тобой разные себестоимости, Лен. Лучше надевай жилет, а то мы уже подъезжаем…

Я кошусь в окно, но там по-прежнему мелькают смутные силуэты каких-то непонятных конструкций. Лишь теперь до меня доходит, что стекла оснащены специальными фильтрами, позволяющими убавлять видимость почти до нуля.

Ладно. Пусть будет по-твоему, Булат. Смешно, конечно, пытаться уберечь человека от ядерного взрыва с помощью защитного жилета, но для меня сейчас главное — показать, что я пошел у тебя на поводу и согласен безропотно выполнять все твои указания.

Я натягиваю «Пузырь» прямо поверх одежды, которая, кстати, не отличается ни чистотой, ни целостностью, нажимаю кнопку включения и сразу чувствую себя как космонавт, парящий в невесомости. Будто меня с головы до ног покрыли толстым слоем какой-то суперсмазки. Все правильно: защитное поле отталкивает от меня любые предметы, включая сиденье машины.

— Готов? — спрашивает Слегин, бросая взгляд в зеркальце.

— Ага, — откликаюсь я. И добавляю: — Извини…

— За что? — поворачивает он ко мне голову. Это мне и было нужно.

Отключив жилет, я отключаю Слегина так, как когда-то, в далекие годы службы в Интерполе, мне приходилось отключать наркодилеров, если они начинали дергаться в момент задержания с «товаром». Ребром ладони под горло. Эффективно и в то же время не опасно для жизни.

Удар получается что надо. Слегин, хрипя, сползает на бок, выпустив из рук штурвал. Машину ведет вправо, но я вовремя дотягиваюсь до кнопки экстренного торможения, и турбокар застывает на обочине шоссе, в опасной близости от достаточно глубокого кювета.

Открыв дверцу, оглядываюсь (так и не врубившись, где мы находимся — судя по пейзажу, это какая-то промзона с гигантскими трубами, длинными серыми корпусами без окон и железнодорожными путями вдоль дороги), обхожу машину и стаскиваю обмякшее тело своего друга прямо на пропитанный соляркой и мазутом придорожный песок.

Сажусь на водительское место и, набирая скорость, включаю одной рукой коммуникатор Слегина. Как я и думал, он оснащен системой автоматической записи переговоров. Воспроизвожу последнее сообщение. Дважды. И с облегчением убеждаюсь в том, что я не ошибся в своих предположениях.

Остается вывести на смотровой экран карту города.

Вот так сюрприз! Оказывается, что указанное Дюпоном место для встречи — совсем рядом.

Ах, Булат, Булат… Неужели ты собирался переиграть своего противника, используя меня в качестве главного козыря? Неужели ты дошел до мысли о том, что наступил момент, когда рушатся все прежние представления о том, что делать можно, а чего делать нельзя ни при каких-обстоятельствах?..

Впрочем, теперь это не важно. Теперь главное — другое.

Поезд, о котором ты говорил, трогается с места, но створки последней двери последнего вагона еще не сомкнулись…

— Ненавистью не искоренить зло, — говорю я. — Ну, по большому счету, зло вообще ничем не искоренить, — усмехается мой собеседник. — Это во-первых… А во-вторых, не стоит бездумно воспроизводить замусоленные, а следовательно, не стоящие ни цента откровения идиотов и тупиц. Почему вы считаете, сударь, что так называемое зло существует не только в представлениях толпы, но и в реальности? И откуда в вас это слепое, бессмысленное стремление уничтожить все то, что вы принимаете за зло?.. И, наконец, с чего вы взяли, что я ненавижу людей?

Я отворачиваюсь к иллюминатору, за которым до самого горизонта нет ничего, кроме серо-зеленых волн.

Мне хочется сказать человеку, который с умным видом рассуждает о неистребимости зла, что я точно знаю: зло существует. Более того, оно сидит сейчас передо мной в кресле-шезлонге, положив ногу на ногу и потягивая ледяное шампанское. В облике моего собеседника.

Человека со взглядом леонардовской Мадонны и плотно сжатыми тонкими губами.

Артура Дюпона, массового убийцы и негодяя, какого еще не знало человечество.

Но вместо этого я лишь спрашиваю:

— А что заставляет вас полагать иначе?

Дюпон допивает шампанское (шумными глотками с отвратительным прихлебыванием) и небрежно швыряет фужер, изготовленный из какого-то супердрагоценного дымчатого стекла, в ближайший мусоросборник — они тут повсюду. Мусоросборник издает жадное чавканье, створки его на секунду смыкаются, а когда вновь открываются, от фужера не остается и следа.