Охота на Минотавра - Николай Чадович Страница 29

Эксперимент, на который возлагалось столько надежд, начался ровно в полночь, хотя интенсивная подготовка к нему шла с самого утра.

Со мной остались только Котяра, двое его ближайших ассистентов и похожая на вяленую воблу женщина-врач, которой я никогда раньше здесь не видел.

Свои инструменты она разложила на отдельном столике подальше от моих глаз, однако я успел заметить, что среди орудий, возвращающих человека к жизни, имеются и такие, посредством которых эту жизнь можно отнять. Одних шприцев разного калибра было не меньше дюжины. Короче, набор цивилизованного пыточного мастера.

– Начнем, – произнес Котяра, когда все подключенные ко мне приборы были приведены в действие. – Постарайтесь повторить все, что вы над собой уже проделывали. Заставьте душу покинуть тело.

– Легко сказать… – я закрыл глаза.

– Нырните в прошлое как можно глубже, – продолжал он. – На пятьдесят-семьдесят поколений. Но только не переусердствуйте. Мало ли какие опасности могут подстерегать человека, пустившегося в столь опасное путешествие. Когда духовный контакт с предком состоится, постарайтесь взять его сознание под контроль. Действуйте осторожно, но настойчиво. Ничего страшного, если он вдруг почувствует признаки раздвоения личности. Такое со всеми случается. И не забывайте про опознавательные знаки, которые вы должны оставить в прошлом. Все понятно?

– А хоть бы и нет – какая теперь разница, – буркнул я.

– Тогда действуйте. Желаю удачи.

– К черту! – вырвалось у меня совершенно машинально.

Пара минут ушло на то, чтобы сосредоточиться, а затем я начал повторять, как молитву: «Умереть, умереть, умереть… Уйти, Уйти, уйти…» – все это, конечно, про себя, не разжимая губ.

Так, наверное, минуло с полчаса, время вполне достаточное Для того, чтобы убедиться – умирать мне совсем не хочется. Ну не капельки! Душа сидела в теле крепко, как пырей на грядке.

– Ну что? – донесся до меня нетерпеливый голос Котяры.

– А ничего, – я открыл глаза. – Не получается… (Знаковая фраза! Сначала ты говоришь ее няньке, сидя на горшке. Потом жене, лежа в постели. И напоследок – светоносным ангелам, требующим от тебя оправданий за неправедно прожитую жизнь.)

– Попробуйте еще раз, – уже не попросил, а приказал Котяра. – Постарайтесь.

Я стал стараться. Истово! Изо всех сил! Но это было то же самое, что постараться на метле взлететь в небо или в рукопашном поединке одолеть Илью Муромца.

Некогда грозное (а главное – действенное) заклинание «Умереть, умереть, умереть…» ныне превратилось в безобидную считалочку типа: «Один баран, два барана, три барана…», якобы помогающую от бессонницы.

За всеми хлопотами и треволнениями последних дней я даже как-то не заметил, что былое неприятие жизни исчезло, а вместе с ним выветрилась и установка на суицид. Похоже, что я утратил сверхъестественные способности, в свое время так заинтриговавшие профессора Котяру, и вновь превратился в рядового паралитика с дырявой башкой… Ох, зря меня здесь так разнежили!

– Все! Не могу! – Я сдался окончательно. – Давайте отложим на следующий раз.

– Увы, это невозможно, – холодно произнес Котяра. – Средства, отпущенные на исследования, иссякли. Благодаря вам я могу стать банкротом. Опыт должен состояться при любых условиях. И обязательно сегодня.

– Да поймите же, что-то изменилось во мне! Пропал кураж. И вы сами в этом виноваты. Закормили меня, заласкали, вселили надежду. Теперь я не хочу умирать.

– А придется, – глухо произнес Котяра и вместе со стулом отодвинулся от меня.

Тон его мне очень не понравился. Как я и подозревал, облик добродушного говоруна служил для Котяры всего лишь маской. На самом деле он был расчетливым и циничным мизантропом, абсолютно равнодушным к чужой судьбе. А впрочем, маской могла оказаться и эта его новая ипостась. Котяра был не только великим психиатром, но и способным лицедеем. Человеком с тысячей лиц.

Но в любом случае связываться с ним дольше я не хотел. Уж лучше клянчить милостыню в подземном переходе. Думаю, что на инвалидную коляску моя родня разорится.

– Прошу немедленно выписать меня из этой богадельни! – решительно заявил я. – Хватит! Спасибо, как говорится, за все!

– Выписать? Вас? – на физиономии Котяры отразилось глубокое недоумение. – К сожалению, это невозможно. Ваша медицинская карта вместе со свидетельством о смерти давно сдана в архив. Поймите, молодой человек, вы не существуете. Да вам удалось выторговать у судьбы несколько лишних месяцев. Будьте довольны и этим. Но все хорошее когда-нибудь кончается… Марья Ильинична, приступайте к эвтаназии.

Мою правую руку немедленно пристегнули к койке, а рот запечатали клейкой лентой. Женщина с бледным, бескровным лицом взяла со столика один из своих шприцев и, цокая каблучками, направилась ко мне.

Вот, оказывается, каков подлинный облик смерти! Вместо савана – белый халат, вместо ржавой косы и песочных часов – одноразовый шприц. Сходство только в морде – мертвенная бледность, пустые глаза, оскал изъеденных временем зубов…

Иголку она всадила мне в вену со всего размаха, как кинжал. Конечно, зачем церемониться со смертником? Ну и гад все же этот Котяра! Мог бы свои грязные делишки и втихаря провернуть… А то устроил чуть ли не публичную казнь…

Первым на яд отреагировало зрение. Сначала пропали краски, а потом стало стремительно темнеть, как это бывает при солнечном затмении. В ушах загудели трубы Страшного суда. Сознание угасало.

Смерть, которую я столько раз тщетно призывал, явилась ко мне сама, аки тать в ночи… Смириться? Сдаться?

Нет, меня так просто не возьмешь! Пусть тело идет в могилу, а все, что составляет основу человеческой личности – сознание, память, страсти, – отправляется в странствие по душам бесконечной череды предков.

Такую возможность подлец Котяра не предусмотрел (а может, наоборот, предусмотрел, и я продолжаю сейчас участвовать в каком-то загадочном спектакле, пусть и в совершенно непонятной для меня роли).

Но рассуждать и рефлексировать уже поздно… Надо уходить, спасаться…

«Уйти, уйти, уйти…»

Падение в бездну! Падение столь стремительное, что суровый наждак веков сдирает с меня телесную оболочку столь же беспощадно, как встречный поток воздуха сдирает одежду с человека, падающего из поднебесья.

Где я сейчас? Сколько поколений пращуров миновало? Не пора ли уже остановиться, дабы не оказаться в шкуре динозавра или в панцире ракоскорпиона?

Да не так-то это просто! Оказывается, что инерция существует не только в пространстве, но и во времени. Сильно же напугала меня эта бледная баба! Наверное, Котяра рассчитывал именно на такой эффект. Никогда не думал прежде, что жизнь может показаться мне такой дорогой.

Нет, страх смерти лежит не в области сознания. Он из числа темных первобытных инстинктов, доставшихся человеку в наследство от зверей и рептилий.