Обман Инкорпорэйтед - Филип Киндред Дик Страница 29

– Ущерб? – отозвался Хэнк Шанто. – Нет, черт побери, не нам, долгоносикам. Напротив, мы бы стали лучше общаться друг с другом. Но всем начхать… Ну да, всем начхать на подобные ничтожные мелочи – они лишь служат утверждением, способным сохранять нам рассудок.

– Рассудок, – бесстрастно повторила Шейла.

– Да, рассудок, – огрызнулся Хэнк Шанто.

– Folie à deux [22], – мягко сказала Шейла. – Нет, разумеется, это не наносит нам ущерба, – добавила она, обращаясь к Рахмаэлю. – То есть этим людям. – Она вновь указала на пустую гостиную, где не было никого и ничего, кроме нескончаемого гула записанного монолога Омара Джонса. – Но, видите ли, – она подняла голову и безмятежно уставилась на Рахмаэля, – в смысле опыта это не может быть реальным. ЛСД и подобные психоделические препараты реальны, но если одно из переживаний появляется более чем у одного индивида, последствия вполне ощутимы: двое способны говорить о нем, полностью понимая друг друга, и… – Она слабо махнула рукой, словно развивать эту мысль было ни к чему.

– Скоро может произойти замена, – с запинкой произнесла мисс де Рангс. – Замена всего этого! – Она будто выплюнула последнее слово и тотчас погрузилась в отстраненную грусть.

В комнате воцарилась могильная тишина.

– Интересно, чем именно? – пробормотал себе под нос, но достаточно громко Хэнк Шанто. – Синим дурманом, бен Аппельбаум? Вашим? Или Зеленым, Белым и бог весть каким еще? Синий – из худших. Ну да, это несомненно и всеми признано. Синий – колодец.

Никто не произнес ни слова. Все выжидательно смотрели на Рахмаэля.

– А кто-либо из вас, оставшихся… – пробормотал Рахмаэль.

– Очевидно, никто из нас не прошел через Синий парамир, – коротко и жестко перебила мисс де Рангс. – Но до нас это несколько раз бывало, и, полагаю, совсем недавно. По крайней мере так говорят промыватели мозгов, если только им можно верить.

– Но не всех нас тестировал компьютер, – заметила Гретхен Борбман. – Например, меня. Это требует времени, поскольку необходимо прокачать всю кору головного мозга клетка за клеткой. А большая часть памяти, хранящейся в виде воспоминаний, подсознательна. Сознание подавляет ее, особенно в случае… неблагоприятных парамиров. По сути, весь эпизод можно отделить от личностной системы через пару минут после возобновления индивидом контакта с реальностью. Затем у него полностью отключается сознательная память о происшедшем.

– Кстати, автоматически подменяется псевдопамять, – добавил, почесывая массивную челюсть и хмурясь, Хэнк Шанто. – Тоже функция внесознательного контроля. Синий парамир… ну разве нормальному человеку придет в голову, если он не хочет окончательно спятить, вспоминать о нем?

Бесстрастная, обессиленная и бледная Гретхен Борбман отправилась налить себе очередную чашку все еще теплого син-кофе и неловко стукнула ею о блюдце. Все присутствующие повели себя точь-в-точь как каменные истуканы, притворяясь, будто не слышат, как нервно дрожат ее руки, несущие чашку к столу, и не видят, как она с неимоверной осторожностью присаживается рядом с Рахмаэлем. Никто из прочих долгоносиков не подал виду, что замечает ее присутствие среди них, они нарочито смотрели в сторону, пока она неуклюже шла через тесную кухню, будто ни ее, ни Рахмаэля не существовало и в помине. Он понял, что все они объяты ужасом, не похожим на прежние неопределенные опасения, – страх был новый, гораздо более острый и, несомненно, был связан именно с ней.

Из-за сказанных ею ранее слов? По-видимому – ведь леденящее напряжение возникло в атмосфере привычного благополучия в тот миг, когда Гретхен Борбман произнесла нечто, показавшееся ему вполне обычным. Дескать, она, как и другие в этой группе, не выставляла напоказ содержимое их иллюзорных (или созданных потоком расширенного сознания) псевдомиров. Страх присутствовал, но не был сосредоточен на Гретхен, пока та не признала открыто и не привлекла общее внимание к тому, что сама она, в частности, наблюдает реальность, полностью совпадающую с реальностью одного из участников группы. И следовательно, как говорила мисс де Рангс, мир, в котором они живут, заменит новая реальность… та, которую им навяжут по своим насущным жизненным потребностям мощные неведомые силы.

Те силы, с которыми, как признался себе Рахмаэль, ему уже пришлось столкнуться лоб в лоб. «Тропа Хоффмана» с системой телепортации Зеппа фон Айнема и швайнфортскими лабораториями. Любопытно, что вышло из этих «лаб» в последнее время? Что состряпал ренегат из ООН Грегори Глок для своих работодателей? И чем они уже могут пользоваться? Впрочем, в новых устройствах пока нет необходимости, поскольку прежние, как видно, действуют удовлетворительно. Потребность в чудаковатом псевдогении и псевдоясновидящем (если это справедливо характеризует Глока), кажется, еще не прошла… однако Рахмаэль с грустью сознавал, что вклад Глока давно уже стал доступным при необходимости тактическим оружием.

– Сдается мне, – обратилась к нему Гретхен Борбман более спокойным, умиротворенным тоном, – что в нашей сомнительной «реальности», где мы вынуждены куковать вместе с этим несносным типом Омаром Джонсом, жалкой карикатурой на политического лидера, чертовски мало привлекательного. Вы чувствуете приверженность этому миру, мистер бен Аппельбаум? – Она пронзила его ироничным, мудрым взором. – А если бы он уступил иной структуре? – Гретхен обращалась теперь ко всему толпящемуся в кухне классу. – Неужели Синий парамир, в котором вы побывали, Рахмаэль, действительно был хуже некуда?

– Да, – ответил Рахмаэль. Необходимости распространяться далее не было, поскольку никто из теснящихся в помещении людей не нуждался в доказательствах – это подтверждали их напряженные мины. Теперь он понял, почему их общие опаска и враждебность по отношению к Гретхен Борбман указывали на грядущие зловещие события. Сканирование Гретхен никоим образом не было очередной репетицией рутинного анализа мозга, через который каждый из них уже проходил в прошлом. Гретхен уже знала содержание своей псевдореальности. Ее реакция проявилась давно, и теперь в ее отношении к остальной группе четко прослеживались черты этого парамира и того, в какую категорию он укладывался. Очевидно, все это было знакомо и Гретхен, и группе в целом.

– Возможно, – язвительно заговорил кудрявый юноша, – Гретхен меньше очаровал Синий парамир, проведи она в нем некоторое время, как вы, бен Аппельбаум. Что вы на это скажете? – Он впился в Рахмаэля взглядом в ожидании ответа, словно предполагая увидеть его, а не услышать. – Или она успела довольно пробыть в нем, бен Аппельбаум? Вы могли бы это определить? Скажем, по неким признакам или некой… – Он запнулся, подыскивая слова, его губы дрожали.

– Альтерации, – подсказал Хэнк Шанто.

– Я вполне прочно привязана к этой реальности, Шанто, поверьте мне на слово, – отозвалась Гретхен Борбман. – А вы? Все в этой комнате вовлечены в непроизвольное субъективное психотическое проецирование фантазий на обычную структуру, как я, а кое-кто из вас, возможно, вовлечен больше прочих. Не знаю. Кто знает, что творится в мозгу у других людей? Не хочу судить и не думаю, что способна на это. – Она неторопливо, с великолепной напускной бесстрастностью отразила взглядом безжалостную враждебность, излучаемую окружавшими ее людьми. – Не пересмотреть ли вам повторно структуру «реальности», которая, по-вашему, подвергается опасности? Возьмем телевизор. – Ее голос посуровел, он подавлял слушателей своей ироничной энергией. – Отправляйтесь в комнату и взгляните на него, на эту жуткую пародию на президента!