Опустошение Баала - Гай Хейли Страница 3

Мальчик опустил голову, скрывая слезы и показывая уродливый рубец на макушке. Это зрелище Уйгуй особенно ненавидел. Он не сомневался — не упади сын тогда, он уже стал бы воином Императора на Баале. Он так и смотрел на шрам, пока идиот расставлял складной столик, который крепился к тележке, и доставал набор маленьких бронзовых чаш. Чувство, похожее на скорбь, причинило Уйгую боль. Он ответил гневом.

— Быстрее! — прикрикнул он.

Гонги продолжали звенеть, хотя им давно пришла пора затихнуть. Он прищурился, вглядываясь в сумрачное утро. Послышался другой звук — далекий рокот, слышный даже сквозь раскаты гонгов.

— Что это? — прошептал он.

— К-к-космические корабли? — предположил мальчик.

— Тихо! — огрызнулся Уйгуй, но, едва выплюнув гнев со словами, замолчал: это походило на правду.

В Падении Ангела корабли стали нередкими гостями — не только самих Ангелов, но и путешественников, прибывающих из иных миров поклониться месту, где нашли Сангвиния, чистейшего из сыновей Императора. Но они редко являлись в таких количествах, чтобы их спуск сопровождался столь постоянным звуком.

Уйгуй услышал хруст песка под тяжелыми шагами чуть дальше по дороге. Он выругался про себя. Ангелы. Им точно ни к чему его вода.

— Кланяйся! Кланяйся! — прошипел он, опустил голову и заставил сына-идиота опуститься на колени.

Из мглы появилась огромная бронированная фигура. Черный доспех, шлем в форме черепа — священник Космодесанта, воплощенная смерть. Уйгуй задрожал. В страхе он упал на колени, ожидая, пока космодесантник пройдет мимо.

Но тот остановился. Шаги замерли у маленькой тележки. Уйгуй ощутил, как на него упал взгляд Ангела. Внутренности точно скрутило узлом.

— Мир тебе, благословенный сын Баала-Секундус, — произнес воин. Он говорил нечеловечески низким голосом и с сильным акцентом.

Уйгуй поднял глаза. Мрачно скалящийся череп смотрел на него сверху вниз. Стилизованные зубы сжимались на дыхательных трубках, и линзы глаз светились зеленым под нахмуренным лбом. Броня шипела и гудела в ответ на мельчайшие движения космодесантника, пугая Уйгуя еще сильнее.

Воин огляделся:

— Главная площадь. Где она?

Хотя механизмы брони и делали голос гулким и оглушительным, он звучал доброжелательно. Но Уйгуй не мог отвлечься от ужасной личины и только бессмысленно смотрел прямо перед собой.

— Торговец водой, я не желаю тебе зла, — сказал Ангел. — Я пришел вознести почести моему владыке. Где его статуя?

Уйгуй, дрожа, вскинул руку. Он хотел сказать: «В той стороне, мой господин!» Но изо рта вылетел лишь полузадушенный писк.

— Благодарю, и будь благословен, — произнес капеллан. — Да хранит тебя Император.

Он оглянулся на громаду храма и зашагал прочь.

— П-п-почему он не знал? — глупо спросил сын.

— Не знаю, — ответил Уйгуй. Не поднимаясь с коленей, он опасливо смотрел вслед уходящему гиганту.

— Т-т-там еще! — сказал мальчик, прячась за тележкой.

Уйгуй проследил за дрожащим пальцем. Еще космодесантники — несколько дюжин. Уйгуй никогда не видел стольких одновременно, и от ужаса его пробрала крупная дрожь. Они шагали мимо, и их броня тускло блестела в туманном свете дня. Уйгуй различил достаточно, чтобы понять: это не Кровавые Ангелы. Их броня выглядела так же, как у хозяев Баала. На тяжелых пластинах изящной формы виднелись каллиграфические надписи и изысканная гравировка, с них свисали капли из кровавого камня, оправленные в золото, но алый цвет доспеха отливал незнакомым оттенком, выделялись белые шлемы и окантовка наплечников, и отметки выглядели непривычно.

Потрясенный Уйгуй смотрел на колонну воинов, под ворчание и гул брони марширующую в торжественном молчании, без единого слова. В Падении Ангела привыкли видеть сынов Сангвиния из других орденов, но обычно они появлялись по одному-двое. Когда мимо прошагала вторая группа, снова в иных цветах — на сей раз наполовину черных, наполовину красных, — Уйгуй удивленно раскрыл рот. Гонги звенели. За стеной рев тормозящих реактивных двигателей становился все громче.

— Их т-т-тут сотни! — заикаясь, выпалил мальчик.

На мгновение Уйгуй забыл злость и обнял сломанного сына за плечи.

— П-п-почему их так много? — спросил ребенок.

— Они хотят вознести почести своему отцу. Пришли помолиться, — пояснил Уйгуй. — Это чудо.

Старуха хохотнула — издала низкий, ворчащий звук, словно дикая кошка, готовая укусить. Пластинки таро задребезжали.

— Что такое? — спросил Уйгуй.

В голосе тещи явно слышалась улыбка.

— Горящая башня, окровавленный ангел, падающая звезда, поверженный корабль — все это дурные знаки.

Уйгуй быстро взглянул на нее:

— И это значит?..

Старуха посмотрела на него через ткань вуали.

— Они пришли сюда не молиться, глупец, — сказала она. — Они пришли умирать.

В глубине центральной области сегментума Ультима раскинулся алый покров Красного Шрама. Звездная пустыня, окрашенная в цвет крови, жестокая и враждебная человеку. Солнца, заключенные в его границах, все до единого светили красным, будь они стареющими супергигантами или же младенцами в начале последовательности. Смертельная радиация заливала этот мрачный сектор, делая его миры необитаемыми по любым разумным меркам.

Империум давно отринул доводы разума.

Возможно, именно благодаря своему положению планеты пустыни изобиловали редкими ресурсами, и потому поколения людей влачили недолгое существование под зловещими звездами, тяжело трудясь по воле Верховных лордов Терры. Их поддерживали эликсиры, производимые на Сатисе, и обитатели Криптуса, Витрин и других систем, отравленных влиянием Шрама, жили в определенном смысле на службе у своего вида.

Вопреки трудностям, благодаря изобретательности людей и ради их жадности в области Красного Шрама насчитывались миллиарды жителей. И так могло продолжаться еще многие поколения, но всему приходит конец, и однажды человечество потеряло власть над звездами.

В Шрам явились тираниды. Они очищали каждый встреченный ими мир до голого камня, стремясь насытить древний могучий голод, а в процессе уничтожая человечество.

Согласно имперским обозначениям, это вторжение называлось флот-улей Левиафан — хотя управляющий им верховный разум не делал различий между частями своего тела. Для этого непостижимо огромного интеллекта Левиафан являлся лишь подобием руки или ноги. Если он и отделял эту конечность от других пожирающих Галактику групп организмов, то по признакам, слишком чуждым и недоступным пониманию людей.

Флоты-ульи явились из-за холодных просторов межгалактического пространства, двигаясь от одного места кормления к другому. Разум улья не знал и не желал знать, как называет себя пища, но в своей чуждой манере он заметил странности этого скопления добычи; здесь смешивались реальности разума и материальной формы. Несмотря на риск, это предвещало хорошую охоту в опасных рифах. Галактика кипела жизнью, и хищники жадно поглощали все ее потрясающее биологическое разнообразие.