Раубриттер II. Spero - Константин Соловьев Страница 3

Химеры никогда не толпились на паперти, клянча свою порцию меди. Их тела были слишком слабы для этого. Днем они прятались от жгучего солнца в погребах и подворотнях, чтобы вечером выползти на улицы, пугая прохожих монотонными стонами и испуская такие богохульства, что прочь бежали, подобрав рясы, даже церковные служки. И хоть Гримберт не видел их воочию, он машинально стремился убраться подальше, если слышал приближение химеры.

Услышав далекий колокольный звон, возвещающий обедню, Гримберт спрятал собранную медь в потайной карман на своей ветхой робе и на ощупь достал из котомки снедь – четвертушку ржаного хлеба. Хлеб был сухой, ломкий, как алебастр, наполовину состоящий из прогорклой целлюлозы, но Гримберт держал его крепко, как золотой слиток. Вырвать у слепого хлеб – тяжелый грех, но каждый бездомный знает, что голод куда как тяжелее.

Ел он медленно, экономя силы даже во время трапезы. Хлеб он отламывал маленькими кусками и отправлял в рот, позволяя тому пропитаться слюной и разжевывая до тех пор, пока жесткое крошево не таяло на языке, оставляя в желудке приятную сосущую тяжесть. Если Господь милостив, сегодня ему удастся найти на рынке пару гнилых картошек или брюкву. Если нет, остается шанс украсть горсть овса у лошадей возле трактира, размочить и съесть перед сном. Но Гримберт знал, что не пойдет ни к рынку, ни к конюшням. Сейчас у него была более важная забота, по сравнению с которой мерк даже голод.

Но как бы он ни был поглощен едой, скрип двери он расслышал совершенно отчетливо.

– Фурункул Святого Агриция! Какого дьявола ты околачиваешься возле моей двери?

– Жду, – покорно ответил Гримберт, пряча хлебную корку в рукав. – Мое предложение все еще в силе. Семьдесят денье серебром за то, чтоб ты отвел меня к Бледному Пальцу.

– Семь десятков денье, значит? То есть, выходит, один лиард с лишком?

– Один тройной денье, – подтвердил Гримберт, – И две монеты сверху. Ну как?

Со скрягами проще всего. Отблеск серебра туманит их мозг, смущает мысли, гипнотизирует волю. Однако он вынужден был признать, что этот Берхард, кем бы он ни был, не походил на скрягу. Нет, он определенно был прижимист и хорошо знал цену деньгам, как вся чернь на юге, однако в его голосе Гримберт не ощущал той алчности, на которой можно было сыграть. Осторожность в нем явно возобладала над жадностью, и неудивительно. Иные, должно быть, в Альбах и не выживают.

– Хочешь заключить со мной сделку? – хрипло осведомился Берхард. – Изволь. Могу пернуть тебе под нос, это будет стоить как раз семьдесят монет. И еще дам обол сдачи.

Он рассмеялся, искренне и протяжно, как полагается смеяться над славной изобретательной шуткой.

Гримберт стиснул зубы.

– Может, это и не сказочное богатство, но…

– Это не сказочное богатство, это горсть крысиного дерьма. За один удачный поход через Альбы я получаю полтора ливра.

Полтора ливра?.. Гримберт мгновенно перевел золото в серебро, сделав несколько нехитрых вычислений. Триста шестьдесят денье? За один поход? Черт побери, если это было правдой, та сумма, те семьдесят монет, что он предлагал, и в самом деле выглядели жалким подношением.

Жалким, как он сам – скребущийся в чужую дверь калека.

Нет, наверняка это ложь. Полновесный ливр за прогулку по горам?.. Зарабатывай Берхард своим ремеслом столько, давно перебрался бы в хижину получше, со стенами из настоящего гранита, а не скверного южного мергеля [2].

Ничего из этого Гримберт вслух не сказал.

Единственным, что подпитывало его измученное, замерзшее и истощенное тело, был огонек надежды в груди, похожий на пламя лампадки. Но этот крохотный огонек сейчас давал ему больше энергии, чем термоядерный реактор сверхтяжелого рыцарского доспеха.

– От тебя смердит, как от падали, – с нескрываемым отвращением произнес Берхард. – Гляди мне, будешь наседать – не посмотрю, что слепой, отделаю так, что и на сангвинарную фабрику не примут!

Гримберту потребовалась вся выдержка, чтобы не ответить дерзостью и сохранить почтительную позу. Может, этот Берхард и не большого ума, но он несколько лет возвращался живым из Альб, а это уже говорит о нем больше, чем любые титулы и звания.

– Избей меня, если хочешь. Но это ничего не изменит. Мне нужно к Бледному Пальцу.

Берхард сквозь зубы процедил короткое богохульство, недостаточно опасное, чтобы заработать Печать Покаяния, но вполне весомое, чтобы принести господину Безрукому серьезные неприятности, услышь его священник. Впрочем, Гримберт сомневался, что Святой Престол сильно озабочен своей паствой в Бра. В этом маленьком городке, примостившемся в предгорьях Альб, была всего одна церковь – еще одно подтверждение его удаленности от столицы маркграфства Салуццо.

– Что тебе до Бледного Пальца? – спросил он жестко. – Отвечай, увечный, или я не посмотрю на твою поганую морду и навешаю тумаков так, что всех святых вспомнишь!

Инстинкт самосохранения, похожий на воющую внутри кокпита сирену разгерметизации, требовал осторожности. Но Гримберт знал, что есть тактические ситуации, в которых уклонение лишь затягивает неизбежное. Когда на твой доспех обрушивается гибельный кинжальный огонь, отступление может быть фатальным. Нельзя подставлять уязвимые места брони. В такой ситуации единственный шанс победить – развернуться к врагу лицом и атаковать, используя всю доступную огневую мощь.

Гримберт сделал короткий выдох. У него больше не было орудий, не было многотонной машины, способной сминать стены. Но было то, что вело стального воина в бой.

– Мне надо то, что ты нашел у Бледного Пальца.

Берхард тяжело засопел.

– Это откуда же ты знаешь, что я там нашел, шельмец?

Еще два коротких выдоха, чтоб унять накатившую дрожь.

– Подслушал в трактире. Во «Вдове палача» два дня назад.

* * *

В животе образовалось на редкость гнетущее чувство. Даже вздумай он отшвырнуть клюку и пройтись по вершине городской стены, это и то не было бы вполовину опасным, как этот трюк.

Берхард заворчал, как ощерившийся уличный пес.

– Что-что?

Гримберт понял, что запас отпущенного ему времени совсем не так велик. А может даже, уже истёк до капли.

– Не специально, так уж вышло, – поспешно произнес он. – Вы с приятелями пили там вино, кто-то из них и сказал, мол, в Альбах много сокровищ спрятано, только некоторые таковы, что лучше к ним вовсе не прикасаться. Тут-то ты и сказал про Бледный Палец. Про свою находку.

– Шпионил, значит, крыса слепая? – хмуро осведомился Берхард. – Сам признался?

Гримберт покачал головой. Тяжело вызвать доверие у человека, когда половина твоего лица скрыта грязным тряпьем. Как сказал какой-то древний святой, глаза – зерцала души. Должно быть, душа слепого представляется людям чем-то вроде склепа…