Город золотых теней - Тэд Уильямс Страница 3

То была фигура, которая висела вниз головой, словно выброшенная марионетка, зацепившаяся ногой между стволом и веткой. Все суставы казались сломанными, и руки с вытянутыми пальцами свисали вниз, словно грязь была раем, а человек стремился его достичь. Лицо было сильно изранено и превратилось в красно-черно-серую маску, из-под которой выглядывал единственный ярко-желтый глаз, безумный и настороженный, как у птицы, следящий за медленным приближением Пола.

— Я выбрался, — сказал Пол и поднял пистолет, но человек сейчас не кричал.

На искалеченном лице разверзлась дыра:

— Наконец-то ты пришел. Я тебя ждал.

Пол напряженно смотрел. Рукоятка пистолета стала скользкой. Его рука дрожала, с трудом удерживая нацеленное оружие.

— Ждал?

— Ждал. Так долго ждал. — Рот, пустой, если не считать пары белых обломков в красном месиве, исказился в перевернутой улыбке. — У тебя никогда не появлялось чувство?..

Пол поморщился, когда визг послышался вновь. Но это не мог быть тот умирающий человек — этот умирающий находился перед ним. Значит…

— Чувство? — переспросил он и посмотрел вверх.

С неба на него с завыванием падало темное пятно, похожее на черную дыру в тусклой серости. Секунду спустя он услышал глухое буханье гаубицы, словно Время обернулось и укусило себя за хвост.

«… Что все это ошибка», — сказал висящий человек.

И тут снаряд упал, мир сложился пополам и рухнул, становясь все меньше и меньше по измазанным пламенем углам, а потом сжался вдоль осей и исчез.

Когда Пол умер, все еще больше запуталось.

Разумеется, он был мертв и знал это. Как же могло быть иначе? Он же видел, как с неба на него падает гаубичный снаряд — бескрылый, безглазый, потрясающе современный Ангел Смерти, обтекаемый и безликий, словно акула. Он ощутил, как содрогнулся в конвульсиях мир, как вспыхнул воздух, как его лишенные кислорода легкие до хруста обуглились в груди. Он мертв, тут и сомневаться нечего.

Но почему у него болит голова?

Разумеется, послежизнь, в которой наказанием за земные грехи служит вечная головная боль, в какой-то мере логична. Жутко логична.

Пол открыл глаза и заморгал от света.

Он сидел на краю огромной воронки, смертельной и глубокой раны во влажной земле. Местность вокруг была плоской и пустой. Траншей не было, а если они и были, то их засыпало после взрыва; повсюду Пол видел лишь изрытую грязь, тянувшуюся до горизонта из серовато отсвечивающего тумана.

Но за его спиной, подпирая, находилось что-то твердое, и это прикосновение к ягодицам и лопаткам впервые заставило его задуматься, не слишком ли он поторопился поверить в свою смерть. Пол повернул голову, оглядываясь, и каска съехала ему на глаза, на мгновение вернув его в темноту, а затем соскользнула и упала на колени. Пол с изумлением уставился на каску. Почти вся ее верхушка исчезла, снесенная мощным ударом, а искореженные остатки металла напоминали терновый венец.

Вспомнив жуткие рассказы про обезглавленных снарядами солдат, которые умудрялись после этого отшагать пару десятков ярдов, или о тех, кто хватал вывалившиеся внутренности, не понимая, что это такое, Пол содрогнулся. Медленно, словно играя в прятки с самим собой, он провел пальцами по щекам, вискам и выше, каждую секунду ожидая ощутить развороченную макушку. Он коснулся волос, кожи, черепа… но все на месте. Никакой раны. Поднеся пальцы к глазам, Пол увидел, что руки перепачканы кровью и грязью, но кровь уже засохла и стала похожа на старую бурую краску. Он медленно и с облегчением выдохнул.

Пол был мертв, но у него болела голова. Он был жив, но раскаленный докрасна осколок снаряда прошил его каску словно нож, срезающий крем на торте.

Пол посмотрел вверх и увидел дерево — маленький скелет из веток, заставивший его пересечь полоску ничейной земли. Дерево, на котором висел умирающий человек.

Теперь оно вытянулось до облаков.

Пол Джонас вздохнул. Он обошел дерево пять раз, но от этого оно не стало менее нереальным.

Искалеченное и голое, дерево выросло таким большим, что его верхушка скрылась в облаках, неподвижно висящих на сером небе. Ствол его стал похож на башню сказочного замка, и этот массивный цилиндр с грубой корой, казалось, тянулся вниз не меньше, чем вверх, и исчезал в рыхлой земле на его дне. Ни единого корешка Пол не заметил.

Он еще раз обошел дерево, но так ничего не и не понял. Потом отошел в сторону, надеясь отыскать угол, под которым можно будет оценить высоту дерева, но и это не помогло прояснить ситуацию: как бы далеко он ни отходил от ствола по безликой равнине, вершина дерева по-прежнему скрывалась в облаках. И всякий раз, хотелось Полу того или нет, он ловил себя на том, что возвращается к дереву. И дело состояло вовсе не в том, что больше возвращаться было некуда; сам мир словно каким-то образом искривился, поэтому какое бы направление Пол ни избирал, рано или поздно он вновь шагал к исполинскому стволу.

Пол уселся, прислонившись к стволу, и попробовал уснуть. Сон не приходил, но он упрямо не открывал глаза. Все эти загадки ему совершенно не нравились. Его поразил взорвавшийся снаряд. Война и все с ней связанное словно исчезли, хотя конфликт подобного масштаба в карман не сунешь. С тех пор, как он здесь очутился, свет не изменился, хотя после взрыва, должно быть, прошло несколько часов. И во всем мире кроме Пола существовало лишь это огромное и нереальное растение.

Он молился о том, чтобы открыть глаза и оказаться в каком-либо приличном загробном мире или в привычном убожестве траншей в обществе Маллита, Финча и остальных парней из взвода. Когда молитва кончилась, он так и не рискнул открыть глаза, твердо решив предоставить Богу — или кому бы то ни было — побольше времени на наведение порядка. Пол сидел, изо всех сил стараясь не обращать внимания на боль, обручем стянувшую череп, и погружаясь в тишину, пока мир возвращается к реальности. Наконец он открыл глаза.

Туман, грязь и огромное проклятое дерево. Ничего не изменилось.

Пол глубоко вздохнул и встал. Он мало что помнил о довоенной жизни, а сейчас даже недавнее прошлое казалось зыбким, но он знал, что есть определенный вид историй, в которых происходят невозможные события, и как только невозможное событие доказывает, что оно не распроизойдет обратно, остается единственное: с невозможным следует обращаться, как с возможным.

А что можно сделать с деревом, от которого нельзя уйти и которое верхушкой пронзает облака? Забраться на него.

Это оказалось легче, чем он ожидал. Хотя первые ветви торчали где-то под брюхами облаков, Полу помогло само дерево: кора была покрыта выступами и трещинами, словно кожа некоего гигантского пресмыкающегося, и на ней имелось сколько угодно мест, где можно упереться или ухватиться. На некоторых самых крупных выступах можно было даже посидеть и перевести дух в относительном комфорте и безопасности.