Пена дней - Борис Виан Страница 3

— Осталась, правда, одна недоделка, — сказалКолен, — вот никак не налажу правую педаль, которая регулирует сбиваниеяиц. Пришлось поставить дополнительное сцепление, потому что, когда играешьчто-нибудь слишком hot, в коктейль попадают куски омлета, и их трудно глотать.Со временем я это, конечно, устраню, а пока придется быть повнимательней. Да,забыл сказать, что сливки — это «соль» в контроктаве.

— Сейчас сделаю себе коктейль на мотив «Loveless Love».Это должно быть нечто невообразимое, — сказал Шик.

— Пианоктейль стоит пока в чулане, который я оборудовалпод мастерскую, — сказал Колен, — я не успел еще привинтить кнему деку. Идем. Для начала я его запрограммирую на два коктейля граммов подвести.

Шик сел за пианоктейль. Едва замер последний звук, как ссухим треском откинулась середина передней панели и показалась шеренгастаканов. Два из них были наполнены до краев аппетитной на вид жидкостью.

— Когда ты взял фальшивую ноту, я испугался, —сказал Колен, — но к счастью, она оказалась в той же тональности.

— Он учитывает и тональность? — спросил Шик.

— Не всегда, — сказал Колен, — это былачересчур сложная задача. Но некоторая зависимость все же есть. Ну, пей, и пошлик столу.

— Паштет с угрем просто изумителен. — СказалШик. — Кто надоумил тебя заказать такое блюдо?

— Идея принадлежит Николя, — сказал Колен. —У нас тут есть, вернее, был угорь, который каждый день появлялся в умывальнике,выползал из крана.

— Забавно! — сказал Шик. — С чего бы это?

— Он дотягивался до зубной пасты и пожирал ее, нажимаязубами на тюбик. Николя пользуется исключительно американской ананасной пастой,и угрю, видимо, она пришлась по вкусу.

— А как он его поймал? — поинтересовался Шик.

— Вместо тюбика с пастой он положил настоящий ананас.Когда угорь лакомился пастой, он ее легко заглатывал и беспрепятственно уползалназад, а тут вышло иначе: чем энергичней он втягивал голову в края, тем глубжеего зубы вонзались в ананас. Николя…

Колен осекся и замолчал.

— Что Николя? — спросил Шик.

— Не решаюсь сказать, боюсь отбить у тебя аппетит.

— Говори, я уже почти все съел.

— Тогда Николя вошел в ванную и бритвой отсек емуголову. Потом открыл кран, и угорь оказался в умывальнике.

— И все? — сказал Шик. — Положи мне ещепаштета. Надеюсь, в водопроводной трубе живет и его многочисленное семейство.

— Николя положил на умывальник тюбик с малиновойпастой, так что посмотрим… Послушай, кто эта Ализа, о которой ты с нимговорил?..

— Я как раз о ней думал. Впервые я увидел ее на лекцииЖан-Соля. Мы случайно оказались рядом — оба лежали ничком под кафедрой, там мыи познакомились.

— Какая она? — спросил Колен.

— Я не мастер описывать, — ответил Шик. — Онапрелестна…

— А!

Вошел Николя, неся блюдо с индейкой.

— Садитесь с нами, Николя, — сказал Колен. —Ведь, в конце концов, как справедливо заметил Шик, вы почти член нашей семьи.

— Если месье не возражает, я сперва займусьмышами, — ответил Николя.

— Я скоро приду. Индейка порезана… Вот соус…

— Обрати на него внимание, — сказал Колен. —Это сметанный соус из манго и можжевельника, им заполняют мешочки, сшитые изтонко отбитого телячьего филе. Ты на них нажимаешь, и соус течет струйками.

— Нет слов! — воскликнул Шик.

— Не можешь ли ты мне сказать, хотя бы в самых общихчертах, как ты с ней познакомился?.. — продолжал свое Колен.

— Право, не знаю… Я ее спросил, любит ли она Жан-СоляПартра, она ответила, что собирает все, что он пишет… Тогда я ей сказал: «Ятоже…» И всякий раз, когда я ей что-нибудь говорил, она отвечала: «Я тоже…» иvice versa<Наоборот (лат.)>. В конце концов, только для того, чтобыпоставить экзистенциальный опыт, я сказал: «Я вас люблю», — а она в ответвоскликнула: «О!..»

— Опыт не удался, — заметил Колен.

— Да, — согласился Шик, — но она все же неушла. Тогда я сказал: «Мне в эту сторону», — а она ответила: «А мне —нет», и добавила: «Мне в ту».

— Невероятно!

— Тогда я сказал: «И мне тоже в ту». И стал ходить заней по пятам повсюду, куда бы она ни шла.

— И чем же это кончилось?

— Ну… Просто пришло время ложиться в постель… Коленпоперхнулся, и, чтобы прийти в себя, ему пришлось выпить пол-литрабургундского.

— Завтра мы с ней идем на каток. Завтра воскресенье…Пойдешь с нами? Мы решили идти утром, когда там не так много народа. Я, правда,немного стесняюсь, потому что катаюсь неважно, но зато мы сумеем поговорить оПартре.

— Хорошо, — пообещал Колен. — Я пойду сНиколя… Может, у него есть еще племянницы…

Колен вышел из вагона метро и поднялся по лестнице. Однакоон оказался не там, где рассчитывал, и, чтобы сориентироваться, обошел площадь.С помощью желтого шелкового платка он определил направление ветра, первый жепорыв сдул с него цвет и унес на большое здание неправильной формы, котороесразу стало походить на каток «Молитор».

Миновав зимний бассейн, Колен вошел в каменную громаду сбокового входа. Створки стеклянных дверей с медными переплетами, хлопая, вели сним двойную игру — и впускали, и отталкивали. Колен протянул абонемент, которыйподмигнул контролеру двумя уже пробитыми глазками. Контролер ответил понимающейулыбкой, что, однако, не помешало ему пробить третий глазок в оранжевойкартонке, и она тут же ослепла. Колен без зазрения совести сунул ее обратно всвой бумаговый сафьяник, то есть сафьяновый бумажник, и свернул налево, вустланный прорезиненной дорожкой коридор, где находились кабины дляпереодевания. На первом этаже свободных мест не было. Поэтому он поднялся побетонной лестнице на второй этаж. Навстречу ему скакали верзилы — ведь всеони были на вертикальных стальных полозьях, — тщетно стараясь сохранитьпри этом естественность движений. Служитель в белом свитере открыл ему кабину исунул в карман чаевые, но по всему было видно, что он лжец, что чая не пьет,что для него это не невинные чаевые, а винные, или даже коньячные. Он оставилклиента в этом застенке, небрежно начертав мелом его инициалы на специально дляэтого предназначенном черном прямоугольнике. Колен обратил внимание на то, чтоу служителя была голова не человека, а голубя, и удивился, что он приставлен ккатку, а не к бассейну.