Пустошь - Джен Александер Страница 3

– Тебе не тяжело? Могу подержать.

Мои слова удивляют нас обеих. Женщина презрительно ухмыляется, слегка опускает пушку, и теперь дуло смотрит мне между глаз.

– Ну, давай. Стреляй, если смеешь.

– Если смею?

У нее в руке пистолет, мои пальцы сцеплены на макушке, а я еще ее подзадориваю… Мазохистка.

Мне до смерти страшно, но я киваю и улыбаюсь.

Однако женщина не стреляет, а смеется мне в лицо. Ее костлявое тело сотрясается, словно подвешенный в воздухе скелет. Только бы Итан ее услышал…

– Ты так легко не отделаешься, детка. Слишком много ты для меня значишь. Вопрос только в том… – она кивает на закрытую дверь зала суда и ухмыляется, – … скольких мы заберем с собой.

«Мы»…

При звуке этого слова мне хочется закричать. Ну конечно, она не одна – людоеды всегда охотятся целыми кланами. Я делаю осторожный шаг в ее сторону.

– Ни с места! – шипит она, раздувая ноздри.

Я делаю еще один шаг. Другой. Третий. Хотя кости и мышцы превратились в желе, я продолжаю идти. Если сделать вид, что мне не страшно, может, еще удастся пережить сегодняшний день. Даже не вспомнить, сколько раз этот прием срабатывал в прошлом. Мы стоим так близко, что я почти чую запах собственного страха, смешанный с резким, гнилостным запахом женщины; почти чувствую холодное дуло пистолета.

– Ну, давай же, – вызывающе бросаю я.

Дальше все происходит как в тумане. Итан что-то выкрикивает, и женщина резко поворачивается к нему. Я бросаюсь вперед. Пистолет выстреливает. Потом я стою, обхватив руками тощее существо, которое хочет меня убить, дрожу всем телом и не могу понять, кто из нас ранен. Оглушенная выстрелом, я не сразу осознаю, что Итан зовет меня по имени и просит обыскать людоедшу.

Я отступаю назад, и женщина оседает на пол. Она лежит неподвижно, по короткой майке расползается красное пятно. Потом ее грудь вздымается, в горле что-то клокочет, и она открывает глаза.

– Я… где я?..

Ее безумные карие глаза смотрят прямо на меня. Мне хочется растаять, провалиться сквозь пол, но я стою неподвижно, как статуя, не в силах отвести взгляда.

– Помогите… – Теперь ее голос звучит по-другому: в нем появился акцент, которого не было раньше. – Я чувствую его! Достаньте, достаньте!

Она бьется в конвульсиях, хватая себя за макушку. Пуля попала в грудь, а не в голову, но женщина, похоже, этого не осознает. Она отчаянно теребит спутанные волосы и молит меня, снова и снова, достать «его».

«Что? – хочу я спросить. – Что достать?»

Не глядя на Итана, я говорю:

– А мы много на ней заработали.

Внезапно все вокруг начинает вращаться.

«Мы много на ней заработали».

Я ведь имею в виду вещи, которые мы найдем на трупе, да? Отчего же эти слова кажутся пугающе знакомыми? Как будто я уже слышала или произносила их раньше, только не могу вспомнить, где, когда и почему.

Женщина перестает биться. Мертва. Жгучая боль стискивает мне грудь.

– Собери ее вещи, – говорит Итан и сует мне рюкзак – так резко, что на пол вываливается несколько энергетических батончиков. – Быстрее.

Я стараюсь не смотреть на лицо женщины, прикрытое голой безжизненной рукой. Сглатывая подкатывающую к горлу желчь, начинаю запихивать в раздутый рюкзак ее вещи: куртку, ржавый карманный нож, коробок спичек, наполовину пустую бутылку с сиропом от кашля.

– Быстрее, – повторяет Итан таким спокойным тоном, что я невольно напрягаюсь. Он смотрит прямо на меня и на тело женщины – без всякого выражения на лице.

Я поднимаю пистолет, закидываю рюкзак на спину и встаю.

– Возможно, в здании есть и другие людоеды, – говорю я.

Голос звучит спокойно и собранно, хотя внутри у меня все пылает. Между моими мыслями и поступками нет почти никакой связи. Я сбита с толку и сама себя не узнаю.

Итан раздумывает, переводя взгляд с лифта на лестницу. Наконец крепче сжимает в руке нож и бросается к лифту. Я бегу за ним, а внутри у меня все кричит: «Трусиха! Ей нужна была помощь, а ты просто стояла и глазела!»

Я не знала женщины, которую оставила позади. Жизнь в Пустоши – единственное, что нас роднит и одновременно разделяет. И все же я чувствую себя предателем.

То, что происходит потом, кажется почти справедливым: двери лифта со скрипом открываются, и я получаю обрезом по голове.

Мне редко снятся сны. Когда же это случается – когда я закрываю глаза и не просто проваливаюсь в нечто, похожее на рекламный ролик смерти, – мне снится, будто я – другая девушка. Но еще никогда мне не хотелось прервать сновидение в тот же миг, как оно началось.

Никогда – до этой минуты.

Я стою под лампами дневного света и смотрю на какой-то белый металлический прибор. Больше всего он напоминает пустой гроб, который мы с Миа нашли на углу после прошлогоднего наводнения, только один конец закруглен, а в крышку вделано узкое стеклянное окошко. Похожие на щупальца прозрачные трубки отходят от его дна и тянутся к другим приборам с множеством кнопок и разноцветных лампочек.

А по другую сторону окошка, внутри металлического гроба, лежит тело.

Я спокойно наблюдаю, как механическая рука скользит взад-вперед по окровавленному лицу девушки, словно карандаш, чертящий линии на чистом листе бумаги. Девушка в гробу лежит совершенно неподвижно. Я могла бы поклясться, что она мертва, если бы ее грудь слегка не колыхалась.

У меня за спиной раздается звуковой сигнал, и движения механической руки ускоряются. Металлический гроб теперь издает негромкое гудение. Наклонившись к стеклу, я вижу, что раны девушки исчезают – кожа постепенно срастается.

У нее маленький лоб. У самой линии волос – шрам в виде галочки.

Прямой, покрытый веснушками нос.

И мои губы…

Я смотрю сама на себя.

Мне хочется отшатнуться и броситься бежать, но вместо этого я барабаню пальцами по стеклу и нетерпеливо втягиваю носом воздух.

– Сколько можно ждать?

Я говорю мягким, почти детским голосом.

Это не мой голос, но я сразу его узнаю: я слышала его и раньше. Мне снова снится, будто я та, другая девушка.

– Она сильно искалечена, – произносит женский голос. – Вам лучше поехать домой и подождать там.

Я перевожу взгляд с изуродованного тела на говорящую женщину, которая сидит за столом и близоруко щурится на голубой стеклянный квадрат. Она несколько раз ударяет по нему пальцем, и прибор у меня за спиной издает скрежещущий звук. Над столом поднимается полупрозрачное зеленое изображение головы, покрытое сетью пересекающихся линий. По форме лица и носа я узнаю в нем собственную голову. Женщина снова дотрагивается до стекла, и проекция превращается в парящую модель мозга.