Дэдпул. Лапы - Стефан Петручо Страница 3

Охранник вряд ли захочет всё это выслушивать, но кое-что я должен ему сказать.

– Эй, парень!

– Заткнись. – Стук когтей становится отчётливей. – Сюда, мой мальчик!

– Как тебя зовут, приятель? Посмотри на меня, я уже одной ногой в могиле. Ты можешь спокойно назвать своё имя.

Он закатывает глаза, но воссоединение с пёсиком слишком его растрогало, и он сдаётся.

– Берднардо.

Позади я слышу быстрое щенячье дыхание и звук, с которым свисающий из щенячьего рта щенячий язык хлопает по щенячьей морде.

– Бернардо, амиго, пор фавор, послушай меня. Я знаю, что Кип просто прелесть, знаю, что охранять его – твоя работа, но поверь мне: ты не хочешь брать на руки эту собаку.

Вдаться в детали я не успеваю – надо мной пролетают собачья мошонка и собачий зад, и Кип бросается прямо в металлические объятия Бернардо.

– Вот ты где, мешок с костями!

– Слушай, он правда похож на щенка, но поверь, он…

Щенок облизывает охраннику лицо. Бернардо смеётся – наверное, ему пришло в голову какое-то счастливое детское воспоминание о том, чего на самом деле не было.

– Ну всё, всё, успокойся, – далматинец облизывает его всё интенсивнее. – Слышишь? Хватит! Кип!

– Брось его, Берни. Поверь мне.

– Я тебя сейчас знаешь куда брошу?

Язык движется всё быстрее. Такое чувство, будто кто-то скребёт наждаком по железу. Берни – тот ещё здоровяк, лёгкая боль ему нипочем, но по глазам видно, что он немного озадачен. И вместо того, чтобы разобраться в происходящем, он решает сорваться на мне.

– А ты кто такой, чёрт тебя дери? Кем надо быть, чтобы взломать систему безопасности за миллион баксов, только чтобы стащить…

И тут маленький язычок слизывает кожу с щеки Бернардо, обнажая жилы и мясо. Бернардо удивлённо кричит (и его можно понять!). Он инстинктивно пытается коснуться раны, но не может, потому что на руках у него сидит Кип. Малыш Кип, который жуёт окровавленный ошмёток щеки, как будто это резиновая игрушка.

К удивлению добавляется боль, и у Бернардо срывает резьбу. Забыв всё, что говорил раньше, он хватает Кипа, как футбольный мяч, и подкидывает его, пытаясь зашвырнуть так далеко, насколько хватит силы костюма. Но пушистый комок врезается в тротуар неподалёку от нас. Кип катится, катится – чёрный – белый, чёрный – белый, словно в той загадке про газету [1], – ещё полквартала. И по пути он увеличивается – растёт и растёт, как снежный ком, пока не останавливается под собственным весом.

Потом его тело… как бы описать? Ну, оно раскрывается, как цветок, распускающий лепестки, или птица, расправляющая крылья, но скорее как огромный монстр-мутант, который растёт, меняет форму и цвет и за несколько секунд достигает высоты… Ох, не знаю. Рулетки у меня с собой нет, так что пусть будет, скажем, десять метров.

Да, десять метров. Плюс-минус.

И потом уже-совсем-не-щенок подаёт голос. Его голос гремит, как… что-то гремящее. Кажется, есть слово «погремушка», но голос звучит намного, намного громче. Как гром, вот! Как оглушительные раскаты грома.

– Я Гум! Пришелец с планеты Икс!

Бернардо, лишившийся щеки, выпучивает глаза. Я разочарован. Я думал, передо мной бывалый парень, но стоило ему потерять кусок мяса, и вот он уже ведёт себя словно офисная крыса, которая никогда прежде не видела гигантского монстра. Он лёгкая добыча – всё таращится и таращится, ему невдомёк, что пора делать ноги.

А я? Может, моё тело и сломлено, но дух надёжно укрыт в бордовой лужице, которую я сейчас собой представляю. И я кричу:

– Эй, Бернардо! Берни, дружище!

– Что? Что?!

– Я же говорил.

ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ мой исцеляющий фактор делал своё дело – затягивал раны, восстанавливал затерявшиеся кусочки внутренних органов, наращивал недостающие головы трёхглавой мышце. Ходить я пока не в силах, но старые добрые грудинно-ключично-сосцевидные мышцы в моей шее пришли в норму (да, я знаю, как они называются, а вам слабо?), и я могу запрокинуть голову и увидеть того, кто называет себя Гумом, – пусть и вверх ногами.

О-го-го, вот это громадина!

Нет, правда. Он высотой в пять этажей, не меньше. Кожа у него пёстрая и толстая, словно каменная. Тело борца-сумоиста увенчано крупной головой – ярко-рыжей, словно тыква, с прелестными зелёными глазками. Милый щеночек, известный как Кип, бесследно исчез. Вместо него…

– Гум живой!

Когда он разевает пасть, чтобы констатировать очевидный факт, я со своей наблюдательной позиции замечаю, что у него нет верхних зубов. Этот монстр был бы мечтой стоматолога – если бы не два нижних коренных зуба, способных проломить целый автобус. Я уже готов оценить этого громилу на восемь баллов из десяти по шкале чудовищности, как вдруг замечаю пару жалких крылышек, которые трепыхаются у него под мышками. Такое чувство, будто он купил в секонд-хенде плащ Дракулы и покрасил его в рыжий, под цвет шкуры.

Стоит ли мне высказаться по поводу этих безвкусных крылышек? Никогда не понимал, как вести себя в таких случаях.

В мозгу моего приятеля-охранника с окровавленной щекой наконец выстраиваются все необходимые нейронные связи. Видишь щенка? Щенка нет. А монстр есть. Сматывайся, пока не поздно! Берни находится вне моего поля зрения, но я слышу лязг – и прихожу к выводу, что он наконец решил сделать свои железные ноги.

Ну а я? Меня вдруг накрывает тенью, словно на меня рушится дом (и да, я отлично знаю, как это бывает). Но никакого дома нет – это просто лапа милашки Гума, который склонился надо мной. Я поворачиваю свою свежесросшуюся шею и вижу, как тот хватает Бернардо огромной четырёхпалой лапищей, словно у Кинг-Конга.

Бернардо тоже отыгрывает свою роль и вопит: «А-а-а-а-а!» – в точности как актриса Фэй Рэй из того же фильма.

– Гум голодный!

Трудно не проникнуться симпатией к монстру, который сообщает о своих планах. Не то чтобы я не догадался о его гастрономических интенциях, глядя на то, как он причмокивает губами и несёт Берни к самому рту. Гуму понравилась эта сладенькая щёчка, он хочет ещё.

Берни – славный парень, возможно даже, вполне аппетитный, и я хочу ему помочь. Двигаться я не в состоянии, но могу предложить ему кое-что более ценное: информацию.

– Бернардо! Эй, Бернардо!

– Что? – кричит он, извиваясь и пытаясь вырваться из хватки.

Я машу отросшими пальцами:

– Приветик.

Всё ещё корчась, он глядит на меня:

– Ты что, псих?