Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр - Карен Ли Стрит Страница 3

Не знаю, сколько прошло времени, пока я, скорчившись, сидел в своей каюте, пытаясь накопить достаточно сил, чтобы почистить одежду, и мужества, чтобы покинуть этот склеп. Но где же взять храбрости для встречи с попутчиками, если у меня нет ни малейшего понятия о том, что я говорил или делал, пока был в запое? После вечеров в питейных заведениях вроде «Кривой клюки», «Порхай-резвись» или «Забубенной головы» кто-нибудь из друзей всегда спасал меня от катастрофы и препровождал домой. Но на борту «Ариэля» такого друга со мной не было.

Легкий стук прервал мои нездоровые размышления, и дверь открылась, чтобы явить мне ангела, окруженного сиянием.

– Наконец-то вы снова с нами. Мы беспокоились за вас, мистер По.

Небесное создание приближалось, и я сжался – не ждать же мне было милосердия Господа? Она подошла ближе, и я увидел в ее руках поднос с кувшином и тарелкой с хлебом. Она поставила свою ношу на стол, взгляд ее скользнул по пустым бутылкам, и меня охватил стыд.

– Неплохо вы провели время. Но мы с мужем намерены излечить вас.

Она подняла над кувшином руку, и несколько сверкающих капель упало в сосуд, точно божественный дождь.

– Выпейте как можно больше воды и попытайтесь съесть немного хлеба. Вашу рубашку и костюм я отдала в чистку, и сделаю то же с тем, что сейчас на вас, если вы будете так добры переодеться в чистое. Муж вскоре придет проверить ваше самочувствие.

С этими словами мой ангел-хранитель растворился в сиянии, исходящем от двери.

Я не чувствовал голода, но смог съесть весь хлеб, макая кусочек за кусочком в чашку с водой. Во время еды я пытался вспомнить, что произошло до моего заточения в каюте, но, помимо посадки на корабль и кошмарного недомогания, в памяти моей не обнаружилось ничего. Покончив с хлебом и водой, я всмотрелся в зеркало, дабы оценить повреждения, и отскочил – на меня глядел призрак со впалыми щеками и лихорадочно горящими глазами. Волосы нечесаны, губы запеклись, кожа землистого оттенка… Одеяние его было безобразно – измятые брюки и расстегнутая сероватая рубашка с дырой по шву. Мое тяжелое дыхание ускорилось от страха, когда я вспомнил о медальоне, и пальцы по-паучьи поползли по вороту рубашки. Наконец я нащупал медальон, затерявшийся в складках материи, и открыл его, чтобы посмотреть на портрет внутри. Кроткая улыбка моей матери приветствовала меня, но я не обрел в ней утешения, а лишь предостережение.

Из соображений благопристойности, я запер двери в каюту и принялся снимать перепачканное платье. Стыд сокрушал меня – насколько же отталкивающим должен был я показаться моему серафиму! Умывшись остатками воды, я извлек из чемодана последнюю чистую смену одежды, привел себя в возможно более приличный вид, расправил скисшее постельное белье, собрал разбросанные бумаги и привел в порядок мои вещи.

Снаружи дернули ручку двери.

– Мистер По! Вы здесь? – спросили из-за двери с явным беспокойством.

Засим послышался женский голос, более мягкий:

– Мистер По? У меня ваша вычищенная одежда и чистое постельное белье.

Это была она, мой ангел-хранитель. Я распахнул перед ней дверь, но первым внутрь ворвался тучный бородатый мужчина.

– По! Рад, что вы очнулись. Дайте-ка на вас посмотреть, – он толкнул меня в кресло. – Дорогая, будьте любезны – свет.

Мой светловолосый ангел зажег свечу и поднес ее к моему лицу. Даже этот слабенький огонек подействовал, как жало, вонзившееся мне в череп. Я попытался сосредоточиться на красоте ангела, но мой палач наклонился, чтобы изучить мои зрачки, а потом бесцеремонно дернул вниз мою челюсть и уставился мне в рот.

– Хм, – протянул он, с той же бесцеремонностью захлопнув мой рот. – Больше никаких походов к этим насквозь пропитанным ромом морякам за «лекарством», сэр. В следующий раз оно будет для вас смертельно.

Сие предостережение он подчеркнул сбивающим с толку смешком.

– Вам лучше послушаться мужа, мистер По. Одиночество не одолеть при помощи бутылки.

– В самом деле. Если вас опять одолеет морская болезнь, обязательно приходите ко мне.

Я кивнул, но отвлекся на его жену, которая занялась уборкой белья с моей кровати, и покраснел, увидев в ее руках мокрые зловонные простыни.

– Пожалуйста, не утруждайтесь! – полушепотом взмолился я, но голос изменил мне.

– Не беспокойтесь.

Она встряхнула свежее белье. Простыни заколыхалось, как парус при нежнейшем бризе, и опустились на койку.

– Юнга отнесет грязные в прачечную.

Моя нянька направила свой взор на меня. Ее глаза, большие и выразительные, были оттенены золотыми локонами, обрамлявшими ее лицо.

– Мы оставим вас пока, мистер По, но надеемся увидеться за ужином в шесть часов.

Доктор вытащил свои карманные часы и щелкнул крышкой.

– Это через час. И слушайтесь мою жену. Она очень толковая сиделка. До скорой встречи, сэр.

С этими словами они оставили меня одного. Я подошел к чемодану и достал спрятанную в нем шкатулку красного дерева. Биение моего сердца вновь участилось, когда я увидел торчащий в ее замке ключ, но, подняв крышку, успокоился: пачка писем все так же лежала внутри, перевязанная зеленой ленточкой. Тогда я обратил внимание на бумаги, собранные с полу. Среди них была страничка, написанная аккуратным ровным почерком:

Рю Дюно, 33, в пригороде Сен-Жермен, Париж

6 апреля 1840 г.

Мой дорогой По!

Ваше письмо, столь нарочито неясное, вполне преуспело в том, чтобы завладеть моим воображением. Amicis semper fidelis [4], а поскольку я считаю себя вашим другом, то почту за честь помочь вам в вашем расследовании. Тем более что ваша просьба пришлась очень кстати, так как у меня есть дела в Лондоне.

Как вы и предлагаете, я буду ждать вас 1 июля в «Аристократической гостинице Брауна» по адресу Довер-стрит, 23, и с нетерпением ожидаю узнать подробности той странной тайны, на которую вы намекнули.

Ваш покорный слуга

Огюст Дюпен.

Нетвердой рукой я отложил в сторону письмо Дюпена и собрал другие испятнанные кляксами и измятые листы. И вот что я, погружаясь в оцепенение, прочел:

«Ариэль», 13 июня 1840 г.

Дорогая Сисси, драгоценная моя жена!

Пишу в каюте, на борту корабля, направляющегося прямиком в ад. Прошло меньше недели с тех пор, как мы отчалили, но я боюсь, что больше не выдержу этой бесконечной качки. Мое здоровье ухудшается с каждым днем, и невозможно утвердить себя в земном мире, не будучи окруженным ничем иным, кроме воды – каждый бесконечный день, и еще один, и еще. Вода эта не плещется спокойно, но бурлит, и кипит, и угрожает полностью поглотить нас. Постоянно боясь утонуть, я более всего страшусь потерять тебя, моя дорогая, мой якорь спасения. Потому что я солгал тебе. Я сказал, что еду в Лондон по литературным делам, а ведь на самом деле я хочу раскрыть ужасную тайну – тайну, пятнающую мой род. Если эта таинственная шкатулка с письмами – не чья-то злая шутка, и если мое наследие действительно столь постыдно и омерзительно, боюсь, твоя любовь и весь источаемый ею свет погаснет, как угасает падающая звезда в водах океана, окружающих меня. И если я потеряю эту чистейшую истинную любовь, тогда и сам я буду уничтожен.