Сказочный корабль - Филипп Фармер Страница 3

В сравнении с его плечами Эрик Кровавый Топор выглядел рассыпчатой соленой галетой для пива. Впереди выступал огромный живот, подобно воздушному шару стремящийся сорваться с якоря, закрепленного в теле. Руки и ноги казались короткими — настолько они были не соразмерны с длинным туловищем. Место сочленения бедер и туловища находилось на уровне подбородка Клеменса, а на вытянутых высоко поднятых руках он мог не дрогнув держать — и не раз держал — Сэма хоть целый час.

На нем не было никакой одежды, да он и не нуждался в ней, ибо не знал, что это неприлично, пока его не просветили представители «гомо сапиенс». Длинные ржаво-красные волосы, более густые, чем человеческие, покрывали все тело. Кожа между волосами была грязно-розоватой, как у светловолосых норвежцев.

Существо провело широкой, как лопата, кистью по волнистым ржаво-красным волосам, которые начинались всего лишь в нескольких дюймах выше глаз, и зевнул, показав огромные, похожие на человеческие, зубы.

— Я шпал, — прогрохотал он. — Мне шнилась Жемля, мне шнился кравулхитменбафвин — вы наживаете его мамонтом. Да, добрые штарые деньки.

Он шагнул вперед, но тут же остановился.

— Шэм! Что шлучилошь? Ты окровавлен! Ты кажеща больным!

Эрик Кровавый Топор, пятясь назад от гигантопитека, взревел, созывая свою охрану.

— Твой друг сошел с ума! Ему показалось, что он увидел свою жену — это уже в тысячный раз — и он набросился на меня, потому что я не хотел отпускать его к ней на берег. Яйца Тора, Джо! Ты же знаешь, сколько раз ему казалось, что он видит ее, и сколько раз мы останавливались, и каждый раз это была какая-нибудь другая женщина, только похожая на его жену. Но не она! На этот раз я сказал — нет! Даже если бы это и была его женщина, я все равно бы сказал — нет! Мы бы сунули головы в волчьи пасти!

Эрик пригнулся с поднятым топором, готовый броситься на великана. Со средней части судна раздались крики, и огромный рыжий викинг с каменным топором в руке взбежал по лестнице. Рулевой сделал ему знак, чтобы он ушел. И рыжий, увидев, что Джо Миллер настроен весьма воинственно, не колеблясь убрался прочь.

— Что ты шкажешь, Шэм? — спросил Миллер. — Ражорвать его на кушки?

Клеменс, обхватив голову руками, сказал:

— Нет. Кажется, он прав. Я действительно не уверен, что это была Ливи. Возможно, просто какая-нибудь немецкая фрау. Не знаю! — Он застонал. — Не знаю! Может быть, это была она!

Протрубили горны из рыбьих костей, на средней палубе загремел огромный барабан. Сэм Клеменс вздохнул и произнес:

— Забудь об этом, Джо. Забудь обо всем, пока мы не выбрались отсюда — если вообще мы сможем выбраться. Если мы хотим выжить, нужно драться сообща. Позже…

— Ты вшегда говоришь пожже, Шэм, но это пожже никогда не наштупает. Почему?

— Если ты не можешь понять этого, Джо, значит, ты туп ровно настолько, насколько выглядишь! — огрызнулся Клеменс.

Слезы блеснули на глазах Джо, и его полные щеки увлажнились.

— Каждый раж, когда ты ишпуган, ты наживаешь меня тупым, — сказал он. — Жачем отыгрыватьшя на мне? Почему не на людях, которые тебя ишпугали, почему не на Кровавом Топоре?

— Извини меня, Джо, — умоляюще произнес Клеменс. — Устами младенца и обезьяночеловека… Ты не такой уж и тупой, ты весьма сообразительный. Забудь об этом, Джо. Извини меня.

Кровавый Топор осторожно приблизился к ним, держась вне досягаемости Джо. Он сиял, покачивая своим топором:

— Скоро будет встреча с металлом! — затем рассмеялся, сказав: — Тьфу, что я говорю? Битва теперь — встреча с камнем и деревом, кроме, конечно, моего звездного топора. Но какая разница? Я устал от этих шести месяцев мира. Мне нужны крики войны, свист камней, копий, чтобы лезвие моего топора кромсало плоть, чтобы брызгала кровь. Я горю нетерпением, как застоявшийся жеребец, почуявший кобылу в период течки. Сейчас я бы спарился со Смертью.

— Врешь! — выкрикнул Джо Миллер. — Тебе так же плохо, как и Шэму, но по-швоему. Ты тоже напуган, но шкрываешь швой ишпуг жа швоим большим ртом.

— Я что-то никак не могу понять твою корявую речь, — оскалился Кровавый Топор. — По мне, так лучше бы обезьяны и не пытались говорить на языке настоящих людей.

— Ты отлично понял меня, — заревел Джо.

— Успокойся, Джо, — примиряюще сказал Клеменс.

Он смотрел на верховья Реки. В двух милях от них долина Реки сужалась, горы сближались, образуя узкий, не шире четверти мили, пролив. Вода кипела у подножия утесов высотой около трех тысяч футов. На их вершинах по обе стороны Реки поблескивали на солнце какие-то непонятные предметы.

В полумиле от устья пролива тридцать галер образовали три серповидные линии. Подгоняемые быстрым течением и ударами шестидесяти весел на каждой галере, они неслись навстречу трем пришельцам. Клеменс оценивающе посмотрел на них в подзорную трубу и сказал:

— На борту каждой из галер около сорока воинов и по две ракетные установки. Мы в дьявольской западне. А наши собственные ракеты так долго хранились, что порох, наверное, давно кристаллизовался. Они застрянут в стволах и разнесут нас ко всем чертям.

Да еще эти штуковины на вершинах утесов. Может быть, аппараты для метания греческого огня?

Один воин принес доспехи вождя: трехслойный кожаный шлем, кожаную кирасу, штаны и щит. Другой — колчан со стрелами, древка которых были сделаны из тиса, а наконечники из кремня.

Ракетная команда — сплошь женщины — вложила снаряд в поворотную пусковую трубу. Ракета длиной в шесть футов, не считая оперения, изготовленная из бамбука, выглядела точно, как ракеты, запускаемые Четвертого Июля. В ее боеголовке было десять фунтов черного пороха, перемешанного со множеством крохотных каменных осколков — шрапнель.

Джо Миллер сошел вниз за своими доспехами и оружием; палуба трещала под весом его восьмисот фунтов. Клеменс одел шлем и нацепил на плечо щит, но не надел ни кирасы, ни нагрудника. Хотя он и боялся ран, но еще больше он боялся утонуть, свалившись в тяжелых доспехах в воду.

Клеменс благодарил здешних богов за то, что ему посчастливилось подружиться с Джо Миллером. Теперь они были кровными братьями — хотя Клеменс упал в обморок во время этой церемонии, требовавшей не только смешения крови, но и кое-какой более болезненной и противной процедуры. Миллер должен был защищать Клеменса, а Клеменс — Миллера, до самой смерти. До сих пор во всех битвах участвовал только гигантопитек. Но его одного было более чем достаточно.

Неприязнь Кровавого Топора к Миллеру была вызвана завистью. Кровавый Топор воображал, что он величайший в мире боец, но все же отдавал себе отчет, что причинил бы Джо Миллеру не больше хлопот, чем собака.

Даже, скорее, собачонка.

Эрик Кровавый Топор отдавал боевые распоряжения, которые передавались двум другим кораблям световыми сигналами с помощью обсидиановых зеркал. Корабли пытались под полными парусами проскользнуть меж галер. Выполнить этот маневр было трудно, поскольку в случае, если бы кораблю пришлось менять курс, чтобы избежать столкновения, легко можно было потерять ветер, а кроме того, каждый корабль трижды будет попадать под перекрестный огонь.