Глиняный колосс - Станислав Смакотин Страница 3

— Андрей Павлович, как считаете, ушел японец к себе? Или в море рыщет, подлый?

— Всякое может быть… Весьма опрометчиво было столь небольшой отряд посылать!

— Да уж… Помоги им Господь добраться!..

Я вздрагиваю от неожиданности. От того, что кто-то немаленький в прыжке добирается и до меня. Потоптавшись некоторое время в ногах и издав дежурное «мяу», таинственная сущность бесцеремонно пристраивается в районе живота. Через несколько секунд тело обволакивает истеричное мурчание.

Теперь даже не повернуться! Всю свою жизнь поражался способности кошек намертво парализовывать своих жертв…

— Алевтин, будешь хулиганить — вылетишь в коридор!

Бесполезно. Ответом служит лишь кратно усилившееся «тр-р-р-р-р-р-р-р…».

Телеграммы из Петербурга о потерях японцев пришли лишь на шестой день. И надо сказать… Не ожидал! В ночном столкновении две наших торпеды пришлись аккурат в «Микасу», на мостике «Суворова» не ошиблись. Затонул по дороге в порт. Адмирал Того хоть и остался жив, но тяжело ранен. Вторым подбитым броненосцем оказался «Фудзи» — тот кое-как дошел до Японии с огромной подводной пробоиной, едва не отправившись вслед за своим флагманом…

Рука нащупывает Алевтина — блохастый до невозможности, целый блошиный десант в шерсти…

Что-то тревожит меня уже четвертый день. С тех самых пор, как впервые прозвучало название «Сахалин». Только вот не могу понять что… Что там может быть? Ну, остров, затерянный на куличках империи… Ну, административная единица… Холодный и неуютный край, где…

Сахалин. Десант… Десант — Сахалин… Японский десант на Сахалине? Стоп!

Делаю резкое движение, стряхивая наглого кота. Нахожу спички, зажигаю лампу. Откуда-то из глубин памяти всплывают некогда прочитанные строчки: последняя операция японцев в русско-японской войне — высадка на Сахалин. Кажется, конец июня — начало июля…

Поднявшись на ноги, прохаживаюсь взад-вперед, поглядывая на Алевтина. Поразительная штука моя память здесь, никак не могу привыкнуть. Все прочитанное прежде, пусть даже в далеком отрочестве, периодически всплывает в мозгу, подобно пузырю. Раз, пузырь лопнул — и вот тебе нужная информация. Жаль только, что не по заказу, а как придется…

— Так ведь, Алевтин? — Я нагибаюсь к облизывающейся под хвостом усатой твари.

Тварь не прекращает увлекательного процесса, лишь презрительно на меня покосившись.

— Так… Как буквально позавчера, услышав фамилию Линевича, к вечеру вспомнил и о Мукдене, и о наместнике… И о несчастном Куропаткине. Парне вроде и неплохом, но уж больно неудачливом по жизни… Спроси меня в моем времени о подобном — лишь пожал бы плечами, а тут… Кстати, о том, что Япония после Мукденской якобы победы не знает, что с ней делать и мечтает завязать с войной, — я Рожественскому еще не говорил.

Завтра, все завтра.

В последний раз подойдя к зеркалу и взглянув на подбитую физиономию, я с горьким вздохом вновь укладываюсь на диван. Не пойду ни на какие торжества. Куда я в таком виде? Обойдутся без поручика… Псевдо.

Последнее, что слышу сквозь сон, — легкий шорох за дверью и удаляющиеся шаги. После печального вздоха. Маланья, ты уж прости, но… Я сплю.

Однако без меня обойтись все же не получается.

«Бум-бум-бум… Бум!.. Бум-бум!..» Я с трудом продираю глаза и тут же вновь зажмуриваюсь. Солнечный лучик через окно падает прямо на картину в рамке, изображающую невинный лесной натюрморт: две лисы, медведь и почему-то четыре зайца. Не знаю, что этим хотел сказать художник, но зайцам должно быть явно не по себе в подобной компании… От стекла рамки луч рикошетит прямо в глаза.

«…Бум-бум!!!..» — Дверь, кажется, вот-вот слетит с петель.

— Маланья!.. Ты чего там, вконец оборзела? Сломаешь ведь!..

С языка едва не слетает «все равно твоим не буду!..», но вовремя себя останавливаю.

Однако это вовсе не она.

— Ваше благородие… — неожиданным басом произносит дверь. — Его превосходительство господин адмирал приказали разбудить и проводить к Морскому собранию и настоятельно велели не опаздывать!

О как… Рожественский лично за мной прислал? Фига себе!

Стихшие было удары возобновляются с удвоенной силой.

— А сам кто будешь? — уже накидывая китель, интересуюсь я у громыхающей двери. Судя по «благородию» — максимум унтер.

— Из ординарцев мы… — доносится сквозь глухие стуки.

— Слушай, ты, ординарец… — Эта комедия начинает мне порядком надоедать. Учитывая головную боль и странную суженность левого глаза. — Шинель с брюками за дверью висят?

— Так точно, ваше благородие, висят!.. — слышу я после очередного удара.

— Ну так приказываю тебе, ординарец, взять их и ожидать меня! Приказ ясен?

Стук немедленно смолкает:

— Так точно, ваше благородие, ясен!

— Выполнять!

Справившись наконец с пуговицами кителя, я отодвигаю засов и забираю у здоровенного парня в парадке свои вещи. Не забыв задвинуть ногой начищенные ботинки, зло захлопываю дверь прямо перед его носом.

Внутренне чертыхаясь, натягиваю на себя одежду и мельком смотрю в зеркало…

Мать моя женщина!

За ночь синяк разросся вширь и вдаль, и сейчас на меня взирает конкретно подозрительная уголовная личность. Если и имеющая отношение к флоту, то максимум из флибустьерских зарисовок какой-нибудь Тортуги…

Однако делать нечего — этот так просто не отстанет. Со вздохом открываю дверь:

— Давай, пошли…

Множество дорогих повозок и (что большая редкость тут) пара припаркованных старинных автомобилей говорят о том, что большое одноэтажное здание с подобием купола и есть наша цель. Протопав пешком полгорода под конвоем этого дылды, я ловлю на себе не один десяток заинтересованных взглядов. Еще бы… Поручик со здоровенным фингалищем… Эка невидаль! Любуйтесь, чего уж там… Хоть шли мы и достаточно быстро, тем не менее к началу все же не успели…

— Одну минуту, господин поручик… Вы присутствуете в списке приглашенных? — Лейтенант на входе подозрительно смотрит мне аккурат в левый глаз.

— Так точно, ваше благородие! — избавляет меня от необходимости неприятного общения долговязый конвоир. — Вот пригласительный билет его благородия, члена штаба Второй Тихоокеанской эскадры поручика господина Смирнова! — торжественно вручает он синюю бумажку напрягшемуся было офицеру.

Что, понял, да? Так и хочется высунуть тебе язык и, сказав «бе-бе-бе», гордо пройти мимо. Что я и делаю немедля. Разумеется, лишь последнее из перечисленного.

Бородатый швейцар в фойе, гардероб со множеством шинелей… Что-то… Из зала доносятся звуки пения, и где-то я уже это слышал. Где именно? В кино? Да ну, брось… Не может быть! «Брат-два»? Где детский хор пел «Гуд-бай, Америка»?!. Я сплю?