Ольф. Книга первая  - Петр Ингвин Страница 3

Расположившись среди ряда однотипных костюмов (куда столько?), я затаился, глаза прильнули к ребристо-матовому стеклу. Видно было отвратительно, но видно. Еще можно глядеть в щелочку между створками, но слишком уж мала, сектор обзора просто смехотворен.

Шаги. Мои мышцы вздулись, я приготовился.

Что-то напрягло. Шаги были какие-то неправильные.

Дверь – которая в комнату, а не в мой шкаф – отлетела в сторону, петли всхлипнули, ручка ударила по стене, словно та с детства над ней издевалась. Даже косяк зашатался. Ногой, что ли? Разве дома так себя ведут?

А если ведут, то – кто?

Как и следовало ожидать. Вадик. Стокилограммовый тридцатилетний боров (который, согласно служебному распорядку, обязан сейчас копаться в бухгалтерских отчетах аэропорта) вошел в свою комнату. Дверь была захлопнута пяткой, поскольку могучие передние лапы оказались заняты. Они держали девушку в невменяемом состоянии. Девушка… скорее, девчонка, была светленькой лицом и телом, щуплой, с едва наметившейся фигурой. Тоненькие ручки висели плетьми, голова и ноги столь же безвольно болтались. Почти ребенок, если верить первому взгляду. Но даже если это обман внешности, в любом случае она не пара зрелому свинтусу в обличье приодевшегося бегемота.

Я закусил губу. Надо как-нибудь проследить за развлечениями кабана-переростка. Если он действительно педофил, можно обзавестись компроматом и отомстить за все былое так, что мало не покажется.

Вадим выглядел и вел себя так, что отомстить очень хотелось. За все хорошее. И еще, желательно, впрок. Мыслишки об этом появлялись и раньше, но несерьезные. Какой-никакой, а брат моей девушки. Пусть живет. Ему и так несладко – такому толстому. Почему-то казалось, что толстым из-за их диет постоянно несладко. Не знаю, у моего организма отношения с едой складывались самые дружеские, если не сказать любовные, отсюда сослагательное наклонение в отношении к мне несвойственному.

Вадим положил ношу на постель, и гора его мяса нависла сверху, грозясь раздавить и погрести под сальными наплывами. Нет, снова обошлось. Братец удовлетворенно крякнул и стал раздеваться. На пол поочередно полетели пиджак, галстук, подплечный пистолет в кобуре (травматик? Надеюсь, что так) и рубашка. Последней, после некоторой возни, связаной с комплекцией, на неряшливый курганчик спланировала майка. Обширные телеса заколыхались, когда их хозяин принялся расстегивать многочисленные застежки на добыче.

– Хрень какая. У-у, нагородили… – Ругнувшись, Вадим похлестал девчонку по щекам: – Ау! Приехали.

Та охнула, быстро заморгала и, перебирая локтями и ступнями, попятилась к стене.

– Снимай. – Мясистый подбородок указал на одежду.

– Нне ннадо…– пролепетала девчонка. Негнущиеся пальцы схватились за развороченный верх. – Я не думала…

Ее била дрожь.

Вадик ухмыльнулся:

– А надо было. Думать, знаешь ли, вообще полезно.

– Я же только…

– Продинамить хотела?

– Отпустите!

– Конечно, отпущу. Потом. Сразу.

Жирные пятерни потянулись к открытым коленкам.

Дверь распахнулась. Картина маслом: в проеме красочно изогнулась Сусанна, которая хорошо подготовилась ко второму раунду горизонтальных деловых переговоров со мной – розовая, растертая, местами еще мокрая. На цыпочках. С игривой улыбочкой. Губки бантиком. Блеск.

Ожидая увидеть совсем не то и не того, она с воплем отскочила с линии видимости. Появившаяся из-за угла босая ножка нащупала и осторожно затворила дверь, и уже с той стороны мадмуазель Задольская недовольно выдала, словно в лоб тарелкой:

– Ты чего здесь?

– А ты? – последовало в ответ.

Интонация была столь же милая. Если б в помещении имелся порох, он бы взорвался.

– Практика отменилась, – сообщила невидимая Сусанна.

– А меня по работе вернули. Чего в мою комнату вперлась?

– Можно я п-пойду? – пробился от стены голосок. Тихо, но достаточно ясно. За дверью должны были услышать. – Я не хочу…

Мощная пощечина восстановила тишину.

– Искала… Впрочем, ладно. Я пошла. Отдыхай. – Сусанна явно не желала лезть в дела братца.

– Уходишь совсем?

– Да. Одну вещь найду и уйду. Больше не отвлеку.

Обратившись в стекло, я боялся, что сердце выдаст невменяемой канонадой, от которой шатались костюмы-соседи. Огромные, как сам владелец, они мрачно косились на меня всей шеренгой, словно в ожидании приказа к атаке.

Снаружи Вадим схватил за щиколотки и рывком подтянул девчонку к себе.

– Пожалуйста…

У нее даже не было сил сопротивляться – только молить о пощаде. Явно не ролевые игры. Значит, следующий ход за мной. И момент исключительный – Вадик сильно занят, лицо смотрит в другую сторону.

– У-у-у!!! – С жутким воем меня вынесло из шкафа.

Над головой вознеслась псевдокоса. Я готов был рвать и метать. Готов убить. Во имя справедливости. Добро, как учили меня с пеленок, должно быть с кулаками.

Первые полметра дались на ура. Потом чертова простыня зацепилась за ручку шкафа, меня крутануло и опрокинуло, благодаря моей же энерции. Голого. Прямо к ногам противника.

Маска свалилась, коса отскочила и развалилась на составляющие. Уже в следующую секунду я получил такой удар ногой, что временно научился летать. Прикроватная тумбочка всплакнула под обрушившимся телом, голова стукнулась о кобуру. С трудом собравшееся в кучку зрение уловило, как Вадим медленно и страшно поднимает катану.

Моя рука потянулась в кобуру. Автоматически. Когда хочешь жить …

В армии я служил в пехоте и более привычен к автомату, но когда приперло…

Предохранитель. Затвор. Спуск.

Это оказался не резиностел. И не газовик. Вспышка молнии, удар грома… Свинцовый молот отбросил нападавшего к стенке. В обвисшей груди сочилась клякса непоправимости.

Прямо в сердце. А в армии говорили, что я плохой стрелок. Оказывается, все дело в обстоятельствах.

Последний взгляд Вадика выразил удивление и ушел в вечность.

Визг. Вопль. С постели сорвалась и унеслась в сторону выхода спасенная девчонка. А в дверях стояла Сусанна, которая за это время не успела надеть даже бюстика.

Глаза не верили: она не была шокирована. Пройдя вперед, отфитнессенные ножки пошевелили мертвое тело, а взор с интересом переполз на меня:

– Забираю свои слова. Ты не скучный.

– Что теперь? – тупо осведомился я у единственного человека, кто не потерял самообладания.

– Однозначно – полицию вызывать. Но сначала позвоню папе.

Во всей вызывающей красе, до которой мне сейчас как бурундуку до ставки рефинансирования, Сусанна деловито прошлась по комнате брата, сосредоточенное лицо разглядывало вещи, руки перебирали бумаги и сложенную одежду. Сусанна совсем не обращала внимания ни на валявшееся тело, ни на запачканные кровью обои. Внизу продолжала расплываться лужа, но остекленевший взор и застывший в удивлении оскал трупа подтверждали, что он труп. «Скорая помощь» если потребуется, то лишь для засвидетельствования сего факта.