Локальный конфликт - Александр Марков Страница 30

Сквозь щель в лаз посыпались комья снега и потоки света, а от свежего воздуха закружилась голова. Снег припорошил форму, еще больше ее намочив. Свет ожег глаза. Голубев несколько секунд усиленно моргал, пока засвеченный мир не стал принимать прежних очертаний.

Не дай Бог, скоба не выдержит и проломится. Падать — не высоко, но кому понравится перспектива пересчитать зубами и ребрами оставшиеся скобы и проверить, насколько пол жесткий.

Дальше дело пошло побыстрее. Снег слетел с люка, и тот стал гораздо легче. Голубев приноровился к нему и теперь, как штангист, вкладывал все силы в короткие, но эффективные рывки. Полностью люк егерь так и не отодвинул, но уже мог протиснуться в образовавшийся проход, не опасаясь, что застрянет в нем.

Как он и предполагал, лаз выходил на поверхность в саду.

Отряхнувшись от снега (к счастью, лаз был чистым и грязь почти не налипла на форму), Голубев пошел в дом. То-то будут удивлены остальные егеря, когда увидят, что он входит в дверь. Подумают еще, что он, как Копперфильд, может перемещаться в пространстве и выбираться из закрытого ящика или шкафа, а как только выдастся свободная минута, станут упрашивать его продемонстрировать свои чудесные способности. Надо что-то придумать, чтобы не разочаровывать их.

В дверях он столкнулся с Евсеевым и Луцким, которые деловито волокли очередного окольцованного боевика, прижался боком к стене, словно на него надвигался паровоз.

— Халявщик ты, Леня, — бросил Евсеев.

— Я не Леня, а Саша, и не халявщик я, а партнер, — сориентировался Голубев, процитировав крепко засевший в памяти рекламный слоган своего «близкофамильца», который несколько лет назад был так популярен, что не сходил с телевизионных экранов.

Но земная слава быстротечна. Вскоре, появись он на улице, не позаботившись хоть немного изменить внешность, разгневанные телезрители отметелили бы его, не тратя времени на преамбулу к драке в виде банальной ссоры, плавно переходящей во взаимные оскорбления.

— Может, хочешь меня заменить? — спросил Луцкий, остановившись и переведя дух.

— Лучше я тебя морально поддержу. Кстати, вы на браслетах пометки оставили? А то очнется, убежит и найдут его где-нибудь в Африке. Как же тогда местным зоологам определить — откуда он прибыл?

— Не доедет он до Африки. А если и убежит, то недалеко. Там и без пометок на браслетах поймут, что за птица.

— Утешил. Благодарю. Ну, Бог в помощь.

Остро ощущалась нехватка рабочих рук.

Голубев все-таки налетел на ведро, случайно поддев его ногой, и оно, завертевшись, повалилось, гулко покатилось по полу, постукивая по доскам изогнутой дугой ручкой. Толстый носок ботинка самортизировал этот удар, и пальцы его почти не почувствовали. Голубев испытал даже некоторое удовольствие, точно футболист, долго не выходивший на поле из-за травмы или по другой какой-то причине, но наконец-то надел бутсы и ударил по мячу.

Этот звук перекрыл звуки выстрелов. Они раздавались где-то на другой оконечности села, доходили до егерей совсем обессиленными, а разобрать их удалось только тогда, когда ведро затихло.

— Под ноги смотри. Да? — последнее слово прозвучало с кавказским акцентом.

— Проверено. Мин нет.

— Противопехотных, а на слонов — не знаю. Что там?

— Стреляют. Откуда я знаю, что там.

Егеря прислушались. Два «калашника» очередями опоражнивали свои рожки. Это продолжалось еще несколько секунд, потом все затихло, видимо рожки опустели. «Калаш», если непрерывно жать на курок, отличается звериным аппетитом и патроны щелкает быстрее, чем белочка орешки.

Стрельба не возобновлялась, хотя прошло уже так много времени, что заменить использованный рожок смог бы и школьник, который впервые увидел, придя на урок НВП, и теперь, под неусыпным оком отставного офицера среднего звена, изучает конструкцию автомата.

— Чует мое сердце, что у кого-то не выдержали нервы и он препоручил боевика заботам похоронной команды. Без труповозки не обойтись, — сказал Голубев.

— Откуда знаешь? — спросил Кондратьев.

— Я же сказал, сердце чует.

Они немного расслабились, вели себя вальяжно, точно оказались не на зачистке села, где находилось сейчас сотен пять боевиков, а пошли, к примеру, по грибы, нехотя переговариваясь, раздвигая палочкой кустики и травинки, потому что нагибаться каждый раз лень, пинают ногами цветные листья, которые можно принять за гриб, иногда все же наклоняются, кидают в лукошко белый, подосиновик или подберезовик. Меньшим они утруждать себя не будут. Но сколько раз случалось, что в селе, которое чистили каждый день на протяжении недели, как проклятые ассенизаторы, вдруг появлялся какой-то сумасшедший, стрелявший из автомата по всему живому, что носит военную форму. Происходит это так неожиданно, что, пока вскидываешь свой автомат, чтобы вступить в эту игру, сумасшедший куда-то исчезает, прячется и поди найди его. Хорошо, если у него руки дрожали и ни в кого он не попал. Никто не знает, из какой норы он появился, точно осенью отрыл себе берлогу, где и спал в ней до зимы, а снег ее так занес, что и не найти без бульдозера. Но когда снег стал таять, этот сумасшедший проснулся.

За забором, прямо напротив дома, остановилась машина. Мотор водитель не выключил. Послышалась человеческая речь, но говорили на непонятном языке, будто сюда занесло миротворцев из очень экзотической страны. Зулусленда или Брунея. Но ближайшие миротворцы стояли в Грузии и заехать сюда никак не могли, потому что через границу их никто не пропустил бы.

Кондратьев посмотрел в окно. За забором мог спрятаться любой грузовик, разве что кому-то вздумается загнать сюда дальнобойщика и лишь тогда над забором высунется верхняя часть фургона или железнодорожного контейнера.

— Поспешите, ребята, — подбодрил Кондратьев егерей, тащивших последнего из найденных боевиков, — не успеете, подберут «мусорщики» возле нашего дома тех двоих и к следующему дому поедут. А этого только на обратном пути заберут. А может, и не заберут. Может, у них уже тогда кузов будет переполнен. Тогда его возьмут только в следующем рейсе. Замерзнет ведь. Вы же за грузовиком гоняться не станете?

— Не-е-е, не станем, — протянули дуэтом егеря и посмотрели на боевика. — Н-е-е-е, — опять запели они, — этот не замерзнет. А на снегу спать — полезно. Организм закаляется, и шерсть становится шелковистее.

— Точно. Он вообще без одежды обходиться может, — поддакнул Голубев.

— С чего ты взял?

— Неандертальцы обходились только набедренной повязкой, а этот по развитию от них недалеко ушел.

— Вот только охотится он не с каменным топором, а с автоматом.

— О, если бы неандерталец нашел склад боеприпасов, он тоже бы через какое-то время разобрался, что к чему, и на мамонта ходил бы с автоматом.

Мотор заурчал сильнее, натужно сдвигая машину с места, к которому она успела уже прирасти шинами. Колеса сделали несколько оборотов вхолостую, размалывая снег, прежде чем машина тронулась, — получилось это с небольшим рывком.