Босиком в голове - Брайан У. Олдисс Страница 30

— Кох, Шахтер, Делорме, отправляйтесь назад и выставьте километрах в десяти отсюда мигалки и заграждения — иначе их через два часа в два раза больше станет.

Отправились выполнять приказ. Дисциплина лимфоцитов.

— Миттель и Арамеш, проследите, чтобы встречная полоса оставалась свободной — пропускать только машины скорой помощи.

Они и без него знают, что им делать. Рев двигателей, нервы на пределе — вот что их привлекает. Все остальное — чушь, такая же, как и те книжонки, что валяются на полу в дежурном отделении.

Так было и в прошлый раз, так же, наверное, будет и в следующий раз. Размытое правдоподобие. Тяжелый швейцарский грузовик, номер бернский, заехавший на чужую полосу. За ним «банши», нос смят, водитель, уткнувшийся носом в панель управления, дверцы машины оторвались, лежат тут же; сразу за затылком водителя старый «уолсли», за ним дикое нагромождение машин с английскими номерами. Одна из машин почему-то оказалась на обочине, вдалеке от других. Горит себе потихоньку. Люди вокруг, кто-то носится туда-сюда, эти ползут, эти тихонько лежат на травке, следят за происходящим, за этой странной реальностью. Полицейский вертолет завис прямо над местом аварии, наверное, фотографируют.

Исполнение желаний. Кровяные тельца белые и красные.

Рев сирен на Трассе. Это работа Коха, он свое дело знает.

«Скорые» уже тут как тут, санитары ходят по двое, в руках — носилки. Археология. Под тонким пластом металла находится культурный слой, где всего несколько крошечных эонов тому назад пульсировала жизнь, одна из ее самых распространенных форм. Любопытная гипотеза: слой, под который погребены останки людей, создан ими же. Артефакт. Чей-то голос:

— «Банши» принадлежала Чартерису.

Время перешло в энергию, не материя — время. Останки последних из-под обломков. Они были обречены на вымирание — их броня была слишком тяжелой, что не соответствовало их жажде жизни. Тчк.

Через два часа. Усталый Конинкриик, сидя на грязном бордюре, внимает Чартерису. Речь для избранных.

— Как все вы, наверное, знаете, я в каком-то смысле предсказал недавнее происшествие. Остенде, вчерашний вечер — помните? Можете относиться к этому, как к чуду. Мы не нуждаемся в так называемом месте для того, чтобы существовать, мы должны существовать там, где мы по большей части находимся, — я говорю не о каких-то здесь или там, я имею в виду великое «между». Вы понимаете меня? Скажите мне, что вероятнее — мгновенная гибель всех нас или какой-то иной исход? Вероятнее, разумеется, второе — верно? Ведь мы сравниваем бесконечность с единицей! Как видите, это не пустые слова — я продолжаю говорить с вами так же, как я это делал и прежде! Мы все понимаем, что для нас проезд закрыт, но мы забываем о том, что всех дорог нам не суждено увидеть, их куда больше, чем мы привыкли думать. Но мы знаем и то, что всему рано или поздно приходит конец. Вот Банджо — он сыграл в ящик, его здесь не осталось, он ушел вместе со всеми своими «Я». Старый лось Бертон… Мы как из Ковентри выехали — это такое место в центральных графствах, там машины делают, — так он все у меня руль клянчил. Все ему хотелось на моей «банши» поездить. Он бедолага и сам не понимал, зачем ему это. В конце концов нам с Анджелин это дело надоело, и я уступил ему на время место в своей машине. Вы бы видели, как он был счастлив. Слушайте, что я вам скажу: импульсы — вещь серьезная, ничего случайного в нашей жизни не бывает. Возможно, у него были суицидальные наклонности, которые прежде он не мог реализовать, или же ему в голову запали эти мои слова о том, что я на какое-то время оставлю вас, а затем снова вернусь в этот мир и буду говорить с вами, — помните? Может быть все что угодно. Может быть, это я заставил его поступить так или же не я, но некто, куда больший меня, или же это мы все, мы — наша групповая фотография, непроявленная, естественно, нам неведомая даже в деталях, вероятно, кто-то из вас слышал о сублиминальном, примерно там и находится тот змей, о котором я вам говорил, но важно сейчас не это. Если все вы, каждый из вас, задумаетесь о происшедшем, вы найдете каждый свое решение, которое будет обусловлено спецификой вашего эго, ибо вашим будет то решение, которое больше всего устраивает ваше эго. Таким образом, суперпозиция всех возможных решений может быть и чем-то почти бессмысленным — не так ли? Любое мнение — а это и есть мнение — лично. Лично и тем самым лишено какой бы то ни было значимости. То, что мы с таким жаром отстаиваем, как правило, является чем-то совершенно иным, но не таким, каким оно представляется вашим оппонентам, и так далее. Я призываю вас только к одному — не будьте машинами, избегайте автоматизма! Храните сомнение как зеницу ока, ибо уверенность всегда ошибочна, любая однозначность — это однозначность смерти! Забудьте то, чему вас учили идеологи допсиходелической эпохи! Одномерное общество изжило себя! Обо всем этом я пишу в своей книге «Человековыводитель», но сейчас, сейчас, когда мы пережили такое, мы…

Он рухнул вперед, едва не треснувшись головой о грязный бордюр, на котором сидел Яан Конинкриик. Анджелин взвизгнула и бросилась к нему. Полицейские в форме, толпа слушателей, бурный рост энтропии. День получил еще большее ускорение. И тут Конинкриика осенило. Он подлетел к стоявшим неподалеку полицейским и шепотом приказал:

— Пророка в мою машину! Мы отвезем его в управление!

Он сидел на жесткой выкрашенной в белый цвет койке в серой душной комнате, тыкая вилкой в белую тарелку, по которой катались горошины. Рядом сидела Анджелин. Яан Конинкриик стоял рядом, всем своим видом выражая чрезвычайное уважение к гостю.

— Еще одно чудо? Это одна большая паутина, как вы этого не видите… Я двигаюсь по ней и только. Но с вашей супругой я все-таки повидаюсь, мне об этом говорят образы, приходящие на ум, — надеюсь, вы понимаете, о чем я? При этом мы приближаемся к Брюсселю, твердокаменному отпрыску Земли… Ее варианты в каком-то смысле стоят Бертоновских. У меня есть чувство, что я ей действительно нужен. Не знаю, как это можно назвать, но помочь я ей все-таки смогу.

Ухмыльнулся и, отхлебнув из пластикового стакана воды, прочел на его донце: «Дураплекс». Франция.

— Он обладает уникальным даром — людям достаточно его увидеть, и им тут же становится легче. При этом сам он здесь ни при чем, это происходит помимо него, — сказала Анджелин, покраснев.

— Мне кажется, сэр, что у нее шизофрения. Когда бы я ни пришел домой, я слышу, как в туалете спускают воду.

— Все мы таковы, дружище, — здоровых людей в мире практически не осталось. Желание жить не так, как мы жили прежде и живем сейчас, не могло не привести к тому, что мозги наши перестали справляться с поступающими в них данными. Скоро в мире останутся только те люди, которые умеют жить всеми своими жизнями разом. В принципе к этому готовы все, так сказать, пешеходы. Взять хотя бы вас. Неужели на своих ментальных трассах вы ни о чем не мечтали, неужели все ваши желания всегда исполнялись? Конинкриик слегка порозовел. Все радости и все печали его теперь были связаны только с нею — с ее голубыми глазами, с ее тонкими запястьями… Маастрихт. Девушка моей мечты.