От глупости и смерти - Харлан Эллисон Страница 32

С этой минуты Валери Лоун пожирала ее собственная тень. Противопоставить этому ничего было нельзя –даже если чудесная, прекрасная Вселенная решила позаботиться о Валери.

Вселенная, где правит безумный Бог, которого тоже пожирает его собственная тень.

Валери Лоун бросилась к выходу…

Через площадку озвучки, наружу, вдоль по студийной улице, через Филадельфию 1910-го, мимо дворца развлечений Кубла Хана, вокруг марсианского города из песка, и потом к Будапешту периода восстания (где кастрированные красные танки до сих пор валялись пьяные от коктейлей Молотова), и через Колодцы Тени –прямо в изжаренную солнцем прерию, где ее поджидала шахта Анаконды номер Три.

Она ринулась во тьму Анаконды и оказалась в самом центре Катастрофы на Шахте в Спрингхилле. Внутри и снаружи все было абсолютно реальным.

Артур Круз и Джеймс Кенканнон бежали за ней.

У входа в пещеру Круз остановил Кенканнона.

–Позволь мне, Джим.

Кенканнон кивнул и медленно отошел в сторону, где вытащил трубку, которую принялся прочищать ершиком, который он достал из кармана рубашки.

Артур Круз вошел в пасть покрытой мхом пещеры. Там он стоял молча, пытаясь услышать звуки скорби –или безумия. Но он не услышал ничего. Пещера была глубиной в десять-пятнадцать футов, но могла бы быть самым глубоким колодцем в дантовом аде. Когда глаза Круза привыкли к темноте, он увидел ее. Она стояла, прислонившись к декорации, представлявшей скалу.

Валери попыталась спрятаться, когда он двинулся по направлению к ней.

–Не надо.

Он произнес эти два слова мягко, и она остановилась.

Он подошел к ней, сев на выступ скалы рядом с Валери. Она уже не плакала.

–Он дебил,– сказал Круз.

–Он был прав,– ответила она.

–Он не был прав. Он просто невоспитанный щенок, и я поставил его на место.

–Мне очень жаль.

–«Жаль» здесь не годится. То, что он сделал, было непростительно.

Круз хохотнул:

–То, что сделал я, тоже было непростительно. Теперь в меня вцепятся псы-юристы.– Он хохотнул громче.– Но оно того стоило.

–Артур, отпусти меня.

–Не хочу и слышать об этом.

–Но я должна это сказать. Пожалуйста. Отпусти меня. Из этого ничего не выйдет.

–Выйдет. Обязано выйти.

Она смотрела на него сквозь темноту. Его лицо словно утратило все черты. Но она знала, что если могла бы видеть его ясно, то увидела бы, как он напряжен.

–Почему это так важно для тебя?

Он долго молчал, а она ждала, ничего не понимая. В конце концов, он произнес:

–Пожалуйста, позволь мне сделать это для тебя. Я хочу… очень хочу… Чтобы у тебя снова все было хорошо.

–Да, но почему?

Он попытался объясниться, но это не было объяснением.

Это было о боли и восторге. Об одиночестве и открытии радости в кино. О том, каково это –жить без указателей и обретать будущее, которое всегда было для него лишь хобби. О стремлении к успеху. О достижении успеха и понимании, что фильмы подарили ему все –и она была частью этого. Все это не было рациональным объяснением, которое Круз мог бы предложить ей в связной форме. Он жил, прорываясь вверх, и она протянула ему руку. Это было маленькое, крошечное одолжение, и расскажи он ей о нем, она не смогла бы и вспомнить, о чем речь. И не могла бы представить, что эта мелочь сопоставима с тем, что он пытается сделать для нее.

Но по мере того, как год за годом накапливались в памяти Артура Круза, крошечная услуга вырастала в его памяти вне всяких пропорций, и теперь он изо всех сил пытался отплатить Валери Лоун добром за добро.

И затем несколько секунд тишины.

Он слишком долго был на арене. Он не мог бы рассказать ей обо всех этих безымянных и чудесных вещах, в надежде избавить ее от страха. Но даже в его молчании была абсолютная ясность.

Валери коснулась рукой его лица.

–Я попытаюсь,– сказала она.

И когда они вышли на плоскую площадку, по которой к ним бежал Кенканнон, Валери повернулась к Артуру Крузу и произнесла полунасмешливо (как она делала это восемнадцать лет назад):

–Но я не буду сниматься у тебя голой, парнишка.

И, хоть это далось ему нелегко, Круз все-таки сумел улыбнуться.

Тем временем в голове моей все двигалось от Эриха фон Штрохайма до Альфреда Хичкока. Нет, скорее, от Фрица Ланга до Вэла Ньютона. От плохого к худшему.

Я вернулся из Страны Никогда-Никогда и песен черепах и позвонил в офис Артура. Я просто не был готов вернуться в мир шоу-бизнеса сразу после полировки могильных плит на частном кладбище Эмери Ромито. Мне нужно было погрузиться во что-нибудь тихое и спокойное, а этого в студии не найти.

В квартире царила липкая жара. Я разделся и принял душ. С минуту я подумывал над тем, чтобы смыть все мои шмотки в унитаз. Мне казалось, что они заражены плесенью веков –из самой Санта-Моники. Потом я поежился. У меня родилась мысль сдать себя в химчистку –целиком.

–Вот так, Фил,– сказал бы я.– Меня нужно почистить и спалить. «Тебе нужно поспать, Хэнди»,– подумал я. Годков этак семьсот.

Рип Ван Винкль, старина Рип, подумал я при новой вспышке сумасшествия, будто знал, что почем. Теперь это, казалось, понял и я: новый бродвейский хит RIP [9]! сФредом Хэнди в главной роли, где он будет спать как бревно –все семьсот лет прямо перед вашими слезящимися глазами, билеты от $2.25–$4.25 до $6.25 за места в партере у оркестра.

Не слишком-то душ помог восстановить мое душевное здоровье.

Я решил позвонить Джули.

Я проверил график, который выторговал у ее агента, и обнаружил, что они будут выступать с «Хэлло, Долли!» вПиттсбурге, штат Пенсильвания. Набрал операторшу и навешал ей тонны лапши на уши. Вскоре она уже созванивалась с разными добрыми людьми в Пенсильвании, которые –конечно, строго по секрету –сообщили ей, что моя Леди Влажные Ляжки, красотка Джули Глинн, в девичестве Ровена Гликмайер ушла из отеля в город, но операторша 212 в Голливуде, если потребуется, будет всю ночь сидеть у телефона, чтобы свести нас, идеальных образчиков Светлой Американской Любви, вместе. Когда угодно.

Повесив трубку, я внезапно обнаружил, что все мое хорошее настроение улетучилось к чертям собачьим.

Я понял, что печален –как никогда за последние годы. Да, но что, черт возьми, случилось? Откуда вся эта депрессия, это предчувствие катастрофы? Но тут зазвонил телефон. Звонил Артур, рассказавший мне о том, что произошло на студии. Меня трясло. А еще он сказал мне, что сегодня вечером будет прием в «Кокосовой Роще», и что он подумал: авдруг Валери захотела бы прийти? Артур уже вызвонил звезду –кажется, Бобби Винтона, или Серджо Франки, или Уэйна Ньютона –в общем, кого-то из той лиги, и что со сцены будет объявлено, что в зале присутствует Валери Лоун, а далее долгая овация.