Вожделеющее семя - Энтони Берджесс Страница 32

— Ну как, они ведь ничего плохого вам не сделали, сэр, нет? — бодро поинтересовался входящий надзиратель. — Ну вот и хорошо!

Руки Тристрама, слишком несмелые, чтобы продолжать дальнейший обыск, повисли вдоль тела.

— Вот он, — показал на Тристрама надзиратель, — был сущий дьявол, когда сюда попал. Сладу с ним не было, настоящий уголовник. Ну а сейчас много покорней, — не без гордости сообщил тюремщик.

Тристрам забился в свой угол и непрерывно повторял: «Мой ребенок, мой ребенок, мой ребенок!» Нервно улыбаясь, капитан вышел из камеры, напутствуемый этим заклинанием.

В конце декабря в Бриджуотере (графство Сомерсет в Западной провинции) на Томаса Вартона, средних лет мужчину, возвращавшегося домой с работы чуть позже полуночи, напали несколько юнцов. Они закололи его ножом, разрезали тело, зажарили куски мяса на вертелах, поливая жиром, а потом разделили на порции и раздали обывателям. Все это совершенно открыто и без всякого стеснения было проделано на одной из площадей города. Голодная толпа ссорилась из-за кусков и обрезков мяса, ее сдерживали чавкающие и выпачканные жиром «серые» (ведь общественный порядок не должен нарушаться).

В Тирске, округ Норт-Райдинг, трое парней — Альфред Пиклз, Дэвид Огден и Джеки Пристли — были убиты молотком в темном хлопковом складе, и через задний двор их тела были перетащены в один из прилегающих домов. Две ночи улица была полна веселым запахом зажаренных на шампурах шашлыков. В Сток-он-Тренте в сугробе был случайно обнаружен труп женщины, из которого опытной рукой было вырезано несколько хороших кусков. Позднее установили, что убитой была Мария Беннет, девица, двадцати восьми лет.

В Джиллингеме, графство Кент, район Большого Лондона, на неприметной боковой улочке открылась столовая, где каждый вечер жарили мясо, а служащие обеих полиций, похоже, были постоянными посетителями. Носились слухи, что в некоторых местах саффолкского побережья, где люди закоснели в грехе, устраивались шикарные рождественские ужины с жареными поросятами.

В Глазго в новогоднюю ночь секта бородатых почитателей Ньяля принесла многочисленные человеческие жертвы, причем внутренности предназначались их сожженному на костре и обожествленному стороннику, а плоть — им самим.

В Керколди, где нравы были попроще, повсеместно устраивались частные вечеринки с мясными сандвичами.

Новый год начался с рассказов о застенчивом пока людоедстве в Мерипорте, Ранкорне, Бёрслеме, Уэст-Бромвиче и Киддерминстере. Вскоре будто бы вспышки каннибализма начались и в самой столице: некто по имени Эймис Претерпел насильственную ампутацию руки неподалеку от Кингзвей; С. Р. Кок, журналист, был сварен в старом медном котле неподалеку от Шепердсбуш; мисс Джоан Уэйн, учительница, была зажарена по частям.

Так или иначе, это были слухи. Проверить, правдивы они или нет, было практически невозможно: с таким же успехом они могли быть плодом больной фантазии очень голодных людей. Каждая взятая отдельно история была столь невероятной, что заставляла сомневаться в остальных. Из Бродика, что на острове Арран, сообщали, что за всеобщим ночным пожиранием человеческой плоти при красноватом свете костров, на углях которых шипел жир, последовала сексуальная оргия и что на следующее утро из утоптанной на этом месте земли вьшез корень-козлобородник. Вот этому поверить было совершенно невозможно, даже будучи самым легковерным человеком.

У Беатрисы-Джоанны вот-вот должны были начаться схватки.

— Бедная старушка, — причитал Шонни. — Бедная несчастная старушка.

Ясным бодрящим февральским утром он, его жена и свояченица стояли у загончика Бесси, больной свиньи. Бесси — огромная серая туша, гора неподвижной плоти — лежала на боку и тихо хрипела. Другой бок, обращенный кверху, был испещрен пятнышками и тяжело вздымался. Картина напоминала сон охотника. Панкельтские глаза Шонни были полны слез.

— Черви в ярд длиной, — горестно сказал он, — ужасные живые черви. Почему черви жить могут, а она нет? Бедная, бедная старушка!

— Ах, прекрати, Шонни, — брезгливо фыркнула Мей-вис. — Мы должны воспитать в себе жестокосердие. И ведь, в конце концов, она всего лишь свинья!

— Всего лишь свинья? Всего лишь свинья?! — Шонни был возмущен. — Она выросла вместе с детьми, да благословит ее Бог. Она была членом семьи. Она безотказно отдавала нам своих поросят, чтобы мы могли прилично питаться. И она достойна того — да хранит Господь ее душу! — чтобы ее похоронили по-христиански.

Беатриса-Джоанна могла выразить свое сочувствие слезами, во многом она понимала Шонни лучше, чем Мейвис. Но сейчас ею владела другая мысль начинаются родовые схватки. Все справедливо сегодня: свинья умирает, человек рождается. Страха не было, Беатриса-Джоанна доверяла и Шонни, и Мейвис. Шонни особенно. Беременность ее протекала обычным для здоровой женщины порядком и осложнялась лишь совершенно определенными обстоятельствами: сильным желанием поесть малосольных огурчиков, которое оставалось неудовлетворенным, и потребностью переставить мебель в доме, что было в корне пресечено Мейвис. Иногда по ночам она тосковала по уютным объятиям… нет, как ни странно, не Дерека, а…

— А-а-а-а-х-х!

— Второй раз за двадцать минут, — сказала Мейвис. — Шла бы ты лучше в дом.

— Это схватки, — как-то даже весело произнес Шонни. — Где-нибудь к вечеру можно ждать, слава Богу.

— Немного больно, — сказала Беатриса-Джоанна — Совсем немного, чуть-чуть.

— Хорошо! — загорелся энергией действия Шонни — Первым делом тебе нужно поставить клизму. Из мыльной воды. Ты это возьмешь на себя, да, Мейвис? И хорошо бы ей принять горячую ванну, да. Слава Богу, горячей воды у нас достаточно.

Он торопливо отвел женщин в дом, оставив Бесси страдать в одиночестве, и принялся греметь ящиками своего стола.

— Лигатуры! — кричал Шонни. — Мне нужно наделать лигатур!

— У тебя еще куча времени, — спокойно сказала Мейвис. — Она же человек, а не дикое животное, понимаешь?

— Вот поэтому я и должен наделать лигатур! — бушевал Шонни. — Боже мой, женщина, ты что же, хочешь, чтобы она перегрызла пуповину, как кошка?!

привязал к изголовью кровати длинное полотенце и приказал: — Тяни вот за это, девочка, сильно тяни! Да поможет тебе Бог, теперь уже скоро.

Беатриса-Джоанна со стоном потянула за полотенце.

— Мейвис! — позвал Шонни. — Работа мне предстоит долгая, принеси мне пару бутылочек сливянки и стакан.

— Там и остались-то всего две бутылки.

— Вот и принеси мне их, будь хорошей девочкой. Ничего, ничего, красавица моя, — обратился он к Беатрисе-Джоанне. — Ты тяни давай, Бог тебе в помощь!

Шонни проверил, греются ли на радиаторе старомодные свивальники, которые сестры вязали долгими зимними вечерами. Лигатуры были простерилизованы, ножницы кипятились в ванночке, на полу сияла большая оцинкованная ванна, вата ждала, когда ее свернут в тампоны, бандажная повязка была на месте — все, по сути дела, было готово.