Одаренные. Книга 2. Лучший мир - Маркус Сэйки Страница 33

Итан вернулся на кухню и вскрыл пакеты с мясом. Килограмм мяса для стейков, четыре куриные грудки, полкило фарша. Он сделал из фарша котлеты и стал нарезать мясо на ленты в четверть дюйма.

– Для быстрой обжарки? – спросила Эйми.

– Джерки, – сказал он. – Я вскипячу воду для макарон, затем приготовлю курицу и котлеты, а потом – пиццу. Уголь на этом выгорит. Но если подвесить эти кусочки мяса, они вывялятся за два-три часа. А джерки можно хранить неделями.

– Прекрасно.

Эйми выпрямилась, положила руки себе на поясницу и наклонилась, хрустнув позвонками.

– Господи, чего бы я только не отдала за горячий душ! – мечтательно протянула она.

– Потерпи, – отозвался Итан.

За окном сгущались сумерки. Низко висели мрачные тучи, гнулись под напором ветра деревья.

После инвентаризации съестных припасов могло показаться, что их хватит надолго. Но Итан знал: если они с Эйми будут питаться так, как привыкли, то очень скоро ничего не останется. Он вспомнил о поездках в супермаркеты, когда тележка заполнялась под завязку и Парки приносили в дом дюжину пакетов. А через неделю отправлялись за покупками снова.

«Придется себя ограничивать. Растянуть припасы на большой срок, пить много воды. Леди и джентльмены, американский образ жизни временно приостановлен».

Ну, это была не беда. Одно из преимуществ жизни в богатейшей стране мира состояло в том, что между нормальным существованием и голодом была огромная пропасть. И все же его грызла мысль: а что случится, когда продукты закончатся? Неужели эта ситуация может затянуться надолго?

«И что будет с людьми, у которых и таких припасов нет?»

Ему почему-то казалось, что они не будут тихо голодать, сидя по домам.

– Я им не верю, – произнесла Эйми.

– А? Кому?

– Военным. Ты сказал, что они закрыли город, чтобы из него не могли выйти террористы. Это лишено смысла.

– Да.

– Тут есть что-то, о чем нам не говорят.

Он не успел ответить – раздался стук в дверь. От неожиданности они оба подпрыгнули. Итан и не понимал, насколько шумна американская тишина, пока не замолчали все гаджеты.

– Оставайся здесь, – сказал он и пошел к двери.

Взявшись за ручку, заставил себя остановиться и посмотрел в глазок.

На крыльце стоял Джек Форд с двумя участниками собрания соседей – инженером Куртом и Лу, тем парнем, который спрашивал у Итана, в чем его проблема.

Парк открыл им дверь:

– Привет.

– Привет, Итан, – улыбнулся Джек, протягивая пятерню, и они обменялись рукопожатием. – Как у вас дела?

– Да вот, проводим инвентаризацию.

Он имел в виду – в широком смысле, но Джек воспринял в буквальном и одобрил:

– Это правильно. Важно знать, сколько у вас провизии. Слушайте, вы вроде вчера укладывали вещи в машину?

– Да.

Итан представил себе, как Джек с дробовиком в руках обходит дом от окна к окну, выглядывает через жалюзи – не появились ли плохие ребята.

– Мы собирались в Чикаго к матери Эйми. Но Национальная гвардия нас развернула, – сказал Итан.

– Я слышал. У меня есть генератор – включаю его время от времени, чтобы посмотреть новости. Передают, что город закрыли и правительство ищет здесь «Детей Дарвина».

Итан, кивнув, молчал в ожидании. Трое гостей переглянулись.

Джек собирался продолжить, но Лу перебил его:

– Итан, вы вроде хорошо знаете этого Ранджита?

– Да, мы несколько раз обедали с ним. Хороший парень.

– Мы думали пойти побеседовать с ним.

– О чем?

– Правительство говорит, что они ищут анормальных террористов. Мы решили, почему бы не помочь.

– Слушайте, Ранджит – художник-оформитель.

– Нет, вы не поняли, – сказал Джек. – Мы знаем, что он не террорист. Но он анормальный.

– А потому, возможно, знаком с террористами? – удивился Итан.

– Может быть, он замечал кого-то, кто вел себя странно.

– Анормальные – они держатся друг друга, – добавил Курт. – Я инженер, поверьте мне, среди моих знакомых много мозганов.

Джек, проигнорировав его, сказал:

– Правительство открыло горячую линию, чтобы люди могли звонить и сообщать обо всем подозрительном. А поскольку заниматься теперь больше нечем, мы подумали, что вреда особого не будет.

«Конечно. Какой вред, если целый город голодных испуганных людей начнет охоту на террористов?»

– Я так не думаю.

– Все ясно, – сказал Лу. – Я вам говорил: он не согласится.

Он откашлялся, повернулся и плюнул в кусты, позвав приятелей:

– Идем.

Джек не шелохнулся: стоял, уперев руки в бока. У Итана возникло ощущение, что он хочет настоять на своем, объяснить что-то. Джек фактически стал лидером в квартале, человеком, к которому обращались все. Просил ли он Итана присоединиться к ним? Неявно угрожал ему? Или давал понять, что если такие, как Итан, устранятся, то тем сильнее станут такие, как Лу?

– Дорогой, почему бы тебе не пойти с ними? – спросила из комнаты Эйми.

Люди на крыльце не видели ее обеспокоенного выражения лица, которое никак не соответствовало беззаботности голоса. Говорила она достаточно громко, чтобы они ее слышали:

– Иди, дорогой, а с грилем я разберусь. Только обними меня перед уходом.

Она протянула к нему руки.

Итан посмотрел на Джека, на нее, сделал шаг и заключил ее в объятия.

– У Ранджита две маленькие девочки, – прошептала жена ему на ухо.

«Конечно».

– Я тебя люблю, – тихо сказал он.

– И я. Будь осторожен.

Он кивнул ей и вышел на крыльцо:

– Идемте.

* * *

Перед домом Сингхов, выкрашенным в веселенький желтый цвет, были разбиты клумбы, поблекшие на ноябрьском холоде.

Мужчины прибыли на место всего через минуту, но казалось, на это ушло гораздо больше времени – между ними невидимо сверкали электрические разряды. Лу шел впереди, в его походке чувствовалась целеустремленность, делавшая ее похожей на строевой шаг. Джек и Итан следовали за ним, и в какой-то момент сосед посмотрел на Итана – еще один непроницаемый взгляд, словно он хотел сказать что-то, но не сказал. Курт семенил сзади, как нетерпеливый щенок.

Они остановились на дорожке перед домом. Лу переступал с ноги на ногу. Итан пытался представить себе происходящее с точки зрения Ранджита: четыре человека, стоя у его дома, зловеще переглядываются. Вообразил, что бы он чувствовал на его месте, как его одолевала бы подсознательная подростковая уверенность, свойственная каждому человеку, будто все смотрят на тебя, будто каждый смешок – над твоей слабостью.