Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший Страница 33

– «Снова должно возложить на тебя крест, мой старый друг и пастырь близоруких книжных червей, – зачитывал монах, – но, возможно, этот крест тебя порадует. Царица Савская в конце концов решила прийти к Соломону – хотя, вероятно, с тем, чтобы объявить его шарлатаном».

«Сим извещаю тебя, что тон Таддео Фардентрот, д-р ест. наук, Мудрец из Мудрецов, Ученый из Ученых, Светловолосый Незаконнорожденный Сын некоего Князя и Дар Божий для «Пробуждающегося поколения» в конце концов решил навестить тебя, утратив всякую надежду перевезти твои Реликвии в это прекрасное королевство. Он прибудет вскоре после Успения, если сумеет по пути уклониться от встречи с группами «разбойников». С ним, исполненным дурных предчувствий, прибудет небольшой отряд вооруженных конников, любезно предоставленный Ханнеганом II, чье дородное тело возвышается надо мной прямо сейчас, когда я пишу это письмо. Он мычит и хмурится, глядя на строки, которые Его превосходительство приказал мне написать и в которых, как надеется Его превосходительство, я расхвалю его двоюродного брата – тона, дабы ты оказал последнему соответствующие почести. Но поскольку секретарь Его превосходительства слег в постель от подагры, я буду откровенен.

Итак, во-первых, хочу предупредить тебя насчет этого человека – тона Таддео. Прояви к нему свойственную тебе благожелательность, но не доверяй ему. Он действительно блестящий ученый, однако ученый светский и политический заложник государства. А государство – это Ханнеган. Более того, мне кажется, что тон – антиклерикал, хотя возможно, что его неприязнь распространяется только на монастыри. Сразу после рождения его доставили в монастырь бенедиктинцев и… Впрочем, поинтересуйся у гонца…»

Монах поднял взгляд. Аббат все еще смотрел на грифов, кружащих над Последним Приютом.

– Ты слышал про его детство, брат? – спросил дом Пауло.

Монах кивнул.

– Читай дальше.

Чтение продолжилось, но аббат перестал слушать. Он знал содержимое письма почти наизусть, однако ему все равно казалось, что Марк Аполлон пытается что-то сказать между строк – то, что ему, дому Пауло, еще не удалось понять. Марк его предупреждает – но о чем? Письмо было написано в легкой манере, и все же некие зловещие несоответствия, казалось, должны сложиться в некое жуткое соответствие. Какая опасность грозит аббатству, если он впустит в него ученого-мирянина?

Сам тон Таддео, по словам гонца, с младенчества обучался в монастыре бенедиктинцев – его отдали туда, чтобы избавить от позора жену отца. Отец тона был дядей Ханнегана, а мать – служанкой. Герцогиня, законная жена герцога, не возражала против амурных похождений мужа – ровно до тех пор, пока обычная служанка не родила ему сына, о котором он всегда мечтал. То, что сама герцогиня приносила ему лишь дочерей, что ее обошла какая-то простолюдинка, возбудило в ней гнев. Она отправила ребенка прочь, служанку выпорола и уволила, а мужа стала держать в ежовых рукавицах. Герцогиня собиралась сама родить ему сына, чтобы восстановить свою поруганную честь, – но произвела на свет еще трех дочерей. Герцог терпеливо ждал пятнадцать лет; когда же она умерла (рожая еще одну девочку), он сразу отправился к бенедиктинцам, забрал мальчика и сделал его своим наследником.

Но юный Таддео Ханнеган-Фардентрот уже озлобился. С детства до отрочества он рос, глядя на город, где его двоюродный брат готовился взойти на трон; если бы семья окончательно забыла о нем, то он, возможно, не стал бы проклинать судьбу, сделавшую его изгоем. Но и отец, и служанка, из утробы которой Таддео вышел, навещали мальчика достаточно часто, не давая ему забывать о том, что он – не камень, а человек, напоминая о том, что он лишен полагающейся ему по праву любви. А затем на годичное обучение в монастырь прибыл принц Ханнеган. Он куражился над кузеном-бастардом и превзошел его во всем, кроме остроты ума. Юный Таддео тихо ненавидел принца и решил одержать над ним верх по крайней мере в освоении наук. Однако соревнование оказалось фикцией – на следующий год принц покинул монастырь столь же невежественным, как и прежде, и о его обучении больше никто не вспоминал. Тем временем отправленный в ссылку двоюродный брат продолжил гонку в одиночестве и добился отличия; увы, победа не принесла должного удовлетворения, ибо Ханнегану на нее было наплевать. Тон Таддео всей душой ненавидел двор Тексарканы и все же добровольно вернулся ко двору, чтобы его наконец признали законным сыном своего отца. Казалось, он простил всех, за исключением покойной герцогини, которая отправила его в ссылку, и монахов, которые заботились о нем, пока он в этой ссылке пребывал.

Возможно, Таддео считает наш монастырь ужасным местом заточения, подумал аббат. С монастырями у него связаны горькие воспоминания, полувоспоминания и, возможно, кое-какие вымышленные воспоминания.

– «…семена противоречий в почву Новой Грамотности, – продолжал чтец. – Так что остерегайся и следи, не появятся ли симптомы. С другой стороны, не только Его превосходительство, но также человеколюбие и справедливость велят мне рекомендовать его тебе, как доброжелательного – или, по крайней мере, незлобивого ребенка, подобного большинству этих образованных и высокородных язычников (а они и есть язычники, несмотря ни на что). Если проявишь твердость, он будет вести себя прилично. Главное, осторожность, друг мой. Его разум подобен заряженному мушкету – может выстрелить в любую сторону. Надеюсь, его кратковременное пребывание в аббатстве не будет слишком тяжким бременем для твоей находчивости и гостеприимства».

– «Quidam mihi calix nuper expletur, Paule. Precamini ergo Deum facere me fortiorem. Metuo ut hic pereat. Spero te et fratres saepius oraturos esse pro tremescente Marco Apolline. Valete in Christo, amici. Texarkanae datum est Octava Ss Petri et Pauli, Anno Domini termillesimo…» [48]

– Покажи еще раз печать, – велел аббат.

Монах протянул ему свиток. Дом Пауло поднес бумагу к глазам и вгляделся в расплывшиеся буквы, вдавленные в нижней части пергамента плохо смоченной в чернилах деревянной печатью:

ОДОБРЕНО ХАННЕГАНОМ II, МИЛОСТЬЮ БОЖИЕЙ МЭРОМ, ПРАВИТЕЛЕМ ТЕКСАРКАНЫ, ЗАЩИТНИКОМ ВЕРЫ И ВЕРХОВНЫМ ПАСТЫРЕМ РАВНИН.

ЕГО ПОДПИСЬ: Х

– Интересно, прочел ли кто-нибудь письмо Его превосходительству? – встревожился аббат.

– Если так, господин мой, то неужели бы письмо было отправлено?

– Полагаю, что нет. Но вести себя легкомысленно прямо под носом Ханнегана – просто чтобы посмеяться над его неграмотностью… Не похоже на Марка Аполлона. Разве что он пытался что-то сообщить мне между строк, но не придумал безопасного способа это сделать. Последний абзац про некую чашу… Ясно, что он чем-то обеспокоен, но чем? Нет, не похоже на Марка, совсем не похоже.