Homo Incognitus. Автокатастрофа. Высотка. Бетонный остров - Джеймс Грэм Баллард Страница 33

Я мечтал о следующих катастрофах, способных расширить возможности таких отверстий с помощью новых элементов устройства автомобиля и с помощью будущих технологий. Какие раны создадут новые сексуальные возможности в термоядерных реакторах, выложенных белой плиткой залах управления, в таинственных сценариях компьютерных схем? Обнимая Габриель, я, как учил меня Воэн, воображал аварии с участием богатых и знаменитых, представлял раны, возбуждающие эротические фантазии, необычные половые акты, прославляющие возможности немыслимых технологий. Я представлял жену, пострадавшую в страшной катастрофе – губы и все лицо уничтожены, зато новое зовущее отверстие появилось в промежности в результате удара расщепившейся рулевой колонки; не влагалище, не анус, а именно новое отверстие, которое мы сможем любить всей душой. Я представлял повреждения киноактрис и телевизионщиков, на чьих телах появятся – с помощью отказавшей технологии – десятки дополнительных отверстий, точек сексуального единения со зрителями. Я представлял тело собственной матери в разные годы ее жизни, пострадавшее от ряда катастроф, покрытое отверстиями очень абстрактными и хитроумными, так, чтобы наш с ней инцест был бы все более праздничным. Я представлял фантазии довольных педофилов, заказывающих деформированные тела детей, пострадавших в катастрофах, чтобы смягчить и оросить их раны с помощью собственных покрытых шрамами гениталий; фантазии стареющих педерастов, запускающих язык в фальшивый анус юноши с колостомой.

Все в Кэтрин в то время казалось моделью чего-то еще, бесконечно расширяло возможности тела и личности. Когда она ступала, обнаженная, по полу ванной комнаты, торопливо протискиваясь мимо меня; когда мастурбировала с утра в постели рядом со мной, симметрично раздвинув бедра, и пальцы двигались в промежности, словно скатывая маленькую венерическую соплю; когда спрыскивала дезодорантом нежные провалы подмышек – таинственные вселенные; когда шла со мной к моей машине, ласково барабаня пальцами по моему левому плечу, – все движения и чувства были кодами, значения которых таились среди прочной хромированной обстановки наших мозгов. Коды, таящиеся внутри Кэтрин, освободятся только в автокатастрофе, в которой она погибнет. Лежа рядом с ней в постели, я водил ладонью между ее ягодиц, поднимал и мял по очереди белые полушария, куски плоти, содержащие все программы снов и геноцида.

Я начал думать о смерти Кэтрин детально, пытаясь разработать в мозгу даже более роскошный исход, чем смерть, которую Воэн замыслил для Элизабет Тейлор. Эти фантазии стали частью любовных сигналов между нами, когда мы вместе ехали по автостраде.

К тому времени я убедился, что если киноактриса и не погибнет в автокатастрофе, то Воэн создал все условия для ее смерти. Из сотен миль и половых актов Воэн выбирал необходимые элементы: участок эстакады Вестерн-авеню, проверенный моей аварией и смертью мужа Хелен Ремингтон, отмеченный в сексуальной нотации оральным актом с семнадцатилетней школьницей; правое крыло черного американского лимузина, помеченного рукой Кэтрин на стойке левой двери и прославленного устойчивой эрекцией соска немолодой проститутки; сама киноактриса, выходящая из машины и чуть зацепившаяся за приоткрытое окно – ее недовольную гримасу Воэн запечатлел с помощью трансфокатора; детали газующих машин, мигающие светофоры, качающиеся груди, клиторы, деликатно зажатые, как ботанический раритет, большим и указательным пальцами, стилизация тысяч действий и поз на пути – все это хранилось в голове Воэна, готовое к применению и подходящее для любого выбранного орудия убийства. Воэн постоянно расспрашивал меня о сексуальной жизни актрисы – о которой я не знал ничего, – убеждал меня усадить Кэтрин за чтение подшивок журналов о кино. Часто его половые акты становились моделью того, как он представлял секс актрисы в автомобиле.

Воэн разработал воображаемые половые акты в автомобилях сонма знаменитостей – политиков, нобелевских лауреатов, спортсменов, астронавтов и преступников, – так же, как задумал их смерть. Когда мы гуляли по аэропортовским парковкам, выбирая, какую машину угнать, Воэн допрашивал меня: как, по моему мнению, занимались бы сексом в машине Мэрилин Монро или Ли Харви Освальд, Армстронг, Уорхол, Рэкел Уэлч, какую марку автомобиля предпочли бы и какую модель, допрашивал об их любимых позах и эрогенных зонах, магистралях и автострадах Европы и Северной Америки, об их телах, полных безграничной сексуальности, любви, нежности и эротики.

– …Вот Монро или, допустим, Освальд мастурбировали правой рукой или левой, как думаете? А приборные панели? Оргазм быстрее наступает, если приборы выпуклые или утоплены? Цвет обивки, качество лобового стекла, иные факторы…

И все же в наши последние дни одержимость Воэна разбитыми машинами становилась все более беспорядочной. Фиксация на киноактрисе и сексуальной смерти, которую он для нее разработал, доставляла ему нравственные мучения – ожидаемая смерть все не приходила. Мы теперь не столько ездили по дорогам, сколько сидели в машине на парковке за моим домом на Дрейтон-парк, глядя на листья платанов, что падали в меркнущем свете на мокрый гравий. Часами Воэн слушал переговоры полицейских и «Скорой», и его нескладное тело передергивалось, когда он задевал полную пепельницу с окурками косяков и старым гигиеническим тампоном. Жалея приятеля, я хотел гладить его покрытые шрамами бедра и живот и предложить ему автомобильные раны на моем собственном теле взамен воображаемых, предназначенных актрисе.

Катастрофа, которой я боялся больше всего – не считая гибели самого Воэна, уже свершившейся в моем мозгу, – произошла на Харлингтонской трассе через три дня. Как только на полицейской волне промелькнули и вскоре были опровергнуты первые неясные упоминания о многочисленных травмах киноактрисы Элизабет Тейлор, я догадался, чей труп мы увидим.

Воэн терпеливо сидел рядом со мной, пока я гнал «Линкольн» на запад, к месту аварии, и смотрел потухшими глазами на белые корпуса фабрик и шинных мастерских. Он слушал полицейскую частоту – подробности столкновения трех машин, – постепенно прибавляя громкость, словно хотел услышать окончательное подтверждение на полной мощности.

Через полчаса мы достигли места аварии в Харлингтоне и припарковались на поросшей травой обочине под эстакадой. Столкнулись три машины посреди скоростного перекрестка. Первые два автомобиля – сделанный на заказ фибергласовый спорткар и серебристый «Мерседес» – столкнулись под прямым углом; оторвались два колеса, и разбились моторные отсеки. Потом в спорткар, собравший все выпуклости и «плавники» 1950-х, врезался правительственный седан с женщиной-шофером. Потрясенной, но невредимой женщине в зеленой униформе помогали выбраться из автомобиля, вонзившего капот в зад спортивной машине. Вокруг разбитого корпуса валялись фрагменты фибергласа, как неудачные образцы в студии дизайнера.

Двое пожарных и констебль полиции пытались извлечь мертвого водителя спортивной машины из-под нависшей приборной панели. Женское леопардовое пальто водителя распоролось, открыв разбитую грудь, но осветленные волосы все еще были аккуратно уложены под нейлоновой сеточкой. На сиденье рядом с водителем лежал похожий на дохлую кошку черный парик. Худое изможденное лицо Сигрейва было усыпано осколками безопасного стекла, как будто тело начало кристаллизоваться, уходя из нашего неуютного измерения в лучшую вселенную.