Законы войны - Владимир Мельник Страница 34

— Меня зовут, Олегом Юрьевичем, а вас как?

— Владимиром Анатольевичем, товарищ капитан.

— Да ладно тебе как на параде, будь проще, можно на «ты», когда рядом нет начальства и «затылков», все равно послезавтра на передовую. Но с солдатами не советую фамильярничать. Сам понимаешь.

— Хорошо, я понял. Олег, а какой мой взвод?

— Пока пойдешь на третий, самый разболтанный. Ты их за три дня не построишь, оно понятно, но надо, чтобы бойцота в нужный момент не насрала полный десантный отсек. Под бомбежкой бывал?

— Бывал.

— А под артобстрелом?

— Нет, не приходилось.

— Самая страшная бомбежка или артобстрел — та что еще не закончилась. Что заканчивал?

— Деснянскую школу прапорщиков и два курса гражданского института заочно.

— Где до этого служил?

— В Нахимовском райвоенкомате.

— Понятно… Ну подкинули мне командира взвода! Ты хоть бээмпэ видел?

— И не только, но еще и стрелял из пушки, водил его, — и тут мне стало ужасно стыдно.

— Ну ладно, опыт, как и половое бессилие, приходит с годами. Стрелять-то хоть умеешь?

— Умею. Олег, я тебя чем-то не устраиваю?

— Да нет, все в ажуре, только я должен знать, чего стоят мои подчиненные. Ты не волнуйся, если что, подходи смело и спрашивай. Чего еще умеешь?

— Спасибо. Подрывное дело немного знаю.

— Это хорошо. Одобряю. Щас, я дам команду, чтобы построили роту. Представлю тебя. Далеко не уходи.

— Окей.

Когда вся шумиха улеглась, зашел в землянку командиров взводов. Сел за единственный стол, достал из вещмешка вещи Оксанки. Выпросил у ротного писаря три листа бумаги и три конверта. Сел писать письма родным покойной жены. Достал ручку, но не знал даже как и начать. Потом, бездумно строки ложились как бы сами собой. Вот, что получилось следующее:

«Здравствуйте, уважаемая Ирина Константиновна! Честное слово, не знаю, как и начать это письмо. Потому что никогда не писал подобных. Особенно когда пишешь о том, что любимый твой человек погиб и надо об этом сообщить ее родителям. Я Вас прекрасно понимаю, потому что самое ужасное горе для родителей — это пережить своих детей. Да! Ирина Константиновна, Оксана пала смертью храбрых. Она погибла восьмого марта при бомбежке. До сих пор себе не могу простить, что допустил это и поэтому иду на передовую платить кровью за свою глупость. Ваша дочь погибла от осколка бомбы. Когда бомба разорвалась, я прыгнул на нее сверху, но было уже поздно. Она не мучалась, осколок попал в голову. Похоронили недалеко от военкомата.

Вы, наверное, спросите, почему пишу именно я? Ирина Константиновна, я был ее мужем. Нет, слово «был» здесь не подходит — остаюсь ее мужем. Перед Богом и людьми. Нас поженил военком. Смешно, наверное, но это так.

Сейчас у меня началась новая жизнь. Не знаю, чем все закончится, но буду держаться одного — мстить, мстить и мстить. Убивать и калечить этих зарвавшихся выскочек — американцев. За Оксану, за остальных, кого смерть разлучила. Тут два выхода: либо жизнь свою положу, либо прибью ее фотографию на двери Овального кабинета Белого дома в Вашингтоне. Клянусь ее памятью!

Я указал в медальоне, чтобы в случае моей смерти похоронку отправили Вам. Так как мои родители погибли. И у меня больше никого нет.

Также хочу отправить вещи вашей дочери, — у Вас они будут в большей сохранности.

С уважением, Ваш сын — Свешников Владимир».

Примерно такого же содержания письма написал отцу — Александру Семеновичу и сестре — Насте.

Запечатав конверты, пошел к нашему почтальону. Он сидел в штабной землянке. Передал ему письма и упаковали бандероль с вещами моей жены.

Никогда раньше так не трусил, как сейчас. Ночью нас подняли по тревоге и, погрузившись на броню, форсированным маршем двинулись в сторону Мекензиевского УРа. Все это воспринималось как во сне, как-будто это происходит не со мной. Даже толком и не успел познакомиться с подчиненным личным составом. Единственно, что удалось — это пообщаться со своим заместителем. Весьма колоритная фигура.

Мой «замок» был старший сержант Пегриков Сергей. Вы можете себе представить абсолютно уголовную морду, но с преданностью поедающий начальство глазами. Он смотрел на меня с плохо скрываемой радостью и состраданием. С радостью, потому что наконец-то у него появился командир взвода и всю ответственность за «свою банду» теперь можно переложить на мои хрупкие плечи. А состраданием, потому что, как я потом понял, личный состав отнюдь не подарок. Сергей был высокого роста, с темно-русыми волосами, подстриженными под американский манер — по бокам и сзади почти выбрито, а сверху подстрижено под расческу. Плечистый, как будто сошел с плаката «Посеем вовремя!». Одним словом: «Дярёвня!». Старшему сержанту было около тридцати, но со мной только на «вы».

После того, как нас подняли, было объявлено бригадное построение. Я даже не знал, где мне нужно строить свой взвод. Но это оказалось лишним, ЗКВ уже все сделал. Пегриков, как и положено занял место за мной. На середине площадки между палатками, что заменял плац, стоял Мамчур. Комбриг начал говорить о том, что нас ожидает впереди, ждут дома, надеются, что их не дадим в обиду и так далее. Потом он вызвал к себе командиров батальонов. Те подбежали к Мамчуру, переходя на строевой шаг за семь — восемь шагов от Мамчура, построившись в шеренгу. Кэп в течении десяти минут что-то говорил, видимо ставил задачи. Потом козырнул, а комбаты в свою очередь приложили «лапы к черепам», повернувшись кругом, направились к батальонам. Наш комбат, майор Каркищенко, был больше похож на саблезубую белку из мультика «Ледниковый период», но немного разжиревшую, но не дай вам Бог встретиться с ним в рукопашной. Майор подошел к строю и вызвал к себе командиров рот. Что-то им рассказал и распустил. Потом Нестеров вызвал к себе нас. Я подбежал и встал возле командиров взводов на свое место. Лапу к уху и доложил о своем прибытии.

— Значит так, товарищи офицеры, — начал Нестеров, — мы через три часа должны выступить в направлении на второй кордон Мекензиевского лесничества. Оседлать высоту и держаться до упора, а упор, как вам известно, у нас раздвижной. Идти будем форсированным маршем, не зажигая огней и в радиомолчании. Люди должны быть в касках и бронежилетах. Дороги бомбятся американской авиацией. Никакого отставания, машины почти новые, только снятые с НЗ, то есть поломок не должно быть. Механики-водители вроде тоже не зеленые юнцы с учебки. Но если понадобится, — сами садитесь за штурвалы. Существует возможность встречного боя. Так что подготовьте людей и морально, и материально. У всех должно быть двухдневный паек и не менее двух боекомплектов боеприпасов на бээмпэ, а у личного состава не менее пяти гранат и тысячи патронов. Проверить перед выходом боеукладки. С поставками боеприпасов и еды сейчас на переднем крае туговато. Если нету, — подходите ко мне — пойдем на склад получать. Палатки не сворачивать, все оставить на своих местах. Всем запастись питьевой водой и пантоцидом. Проверить у каждого наличие перевязочных средств. Пока все. Если возникнут вопросы — то будем решать по ходу дела. И еще чтобы не было такого — моя хата с краю. То есть, вот мой взвод, мое хозяйство. Ни хрена, товарищи офицеры, сам погибай, а товарища выручай. Понятно? Довести до личного состава в части касаемой. Встать в строй!