Жернова истории - Андрей Колганов Страница 35

– Что, действительно никакой надежды? – Троцкий не скрывает своей тревоги, и, похоже, теперь он склонен мне поверить.

– В том-то и дело! – вынужден огорчить я его. – Я в тупике. Мне не с кем поделиться своими выкладками о ситуации в партии и в Коминтерне. А ситуация крайне тревожная. Происходит то, чего Ильич боялся перед приступом болезни больше всего, – раскол, бонапартистское перерождение партии и утрата ее пролетарского характера.

– Ну вот, – взрывается Лев, – а вы мне перед лицом явной угрозы развития событий именно в этом направлении советуете черт знает что!

– Для начала: я вам пока ничего не советовал!

Так, не надо срываться. Отвечай жестко, но спокойно. Не раздражайся, но будь убедительным.

– Не советовал, но посоветую. Вы сейчас – ключевая фигура, вокруг которой завязался узел противоречий в руководящем слое коммунистов. Поэтому я и обращаюсь именно к вам.

По существу критики вы правы. Но что вы будете делать с этой правотой? Переубедить противников в ЦК и в Политбюро вам не удастся. Они – не случайные приверженцы чиновничьих методов руководства партией, а лишь выражение уже фактически свершившейся бюрократизации партии и государства. Значит, остается лишь совершить внутрипартийный переворот, прогнать нынешнее большинство и занять его место. Шансов на это практически нет, и к тому же – готовы ли вы поступить подобным образом? Выставить Зиновьева, Каменева, Калинина, Рыкова, Сталина, Куйбышева, Орджоникидзе, Молотова и прочих вместе со всеми их активными приверженцами со всех их партийных постов и фактически основать обновленную партию? Но ведь реальность такова, что победить вам, скорее всего, не удастся. И ваши противники не станут терпеть оппозиции, которая будет постоянно нападать на них «слева». Либо вас раздавят организационно и политически, либо вам придется встать на путь создания «второй партии». Но ведь, судя по всему, вы и к этому не готовы, не так ли?

– Какая еще «вторая партия»? – вскинулся Троцкий. – Разве я не ясно только что твердил вам о необходимости партийного единства? – Щеки его пылали лихорадочным жаром.

– Вот видите: вы колеблетесь между партийной дисциплиной и поддержкой оппозиции. Ну что же, ваши колебания имеют объективное основание. Действительно, вряд ли вы сейчас найдете вокруг себя сторонников «второй партии». Но и победы вам не видать. Ваши красивые принципы натыкаются на объективную логику жизни. Поставьте перед собой простые вопросы: где и с кем вы хотите развивать инициативу рядовых партийцев и партийную демократию? И с чего это вдруг вы стали таким горячим ее приверженцем? Поздно, товарищ Троцкий. В стране с малочисленным, наполовину деклассированным и малокультурным пролетариатом строить воздушные замки партийной демократии – это худший вид самообмана. Старик не от хорошей жизни заявил на десятом съезде, что рабочий класс не в состоянии осуществлять своего господства через самостоятельную поголовную организацию. Думаете, он забыл про слова Маркса, что освобождение рабочего класса должно быть делом рук самого рабочего класса? Не забыл, уверяю вас. Но печальная реальность России состоит в том, что логикой вещей на место главной движущей силы государственного строительства выдвигается не пролетариат, а именно бюрократия. И сколько ни потрясать партийной программой или книжкой Ленина «Государство и революция» – объективное соотношение социально-классовых сил от этого не изменится! – Я остановился и перевел дух.

Да, сейчас Лев Давидович опомнится и перейдет в контрнаступление.

И оно не заставило себя ждать.

– Мне противно от ваших софизмов, Виктор Валентинович! – почти заорал Троцкий. («А нервишки-то у тебя разгулялись! Задел я тебя крепко!» – мелькнула немного злорадная мысль, но я тут же задавил это злорадство. Попробуй-ка сохранить выдержку с таким ознобом, какой сейчас колотит наркомвоенмора!) – Вы ничего не предлагаете по существу, а только пугаете – то политическим уничтожением оппозиции, то призраком «второй партии», то нытьем о торжестве бюрократии в Советской России!

– Голос форсировать я тоже умею! – Нет уж, болен ты или нет, но задавить себя криком не позволю. – По существу у вас есть что сказать? Вы сами видите политический выход? Нет? А он у вас имеется. Крайне неприятный, даже отвратительный, но это – выход. Он состоит в том, что вашим оппонентам, уже сросшимся с бюрократическим стилем руководства, нельзя дать в руки возможность уничтожить сторонников партийной демократии, объединив их всех под вывеской «троцкистской оппозиции». Нет, бюрократию надо лишить видимого противника и предоставить партийной верхушке заняться выяснением отношений между собой, тем более что вскоре, уверяю вас, они займутся этим с упоением – когда настанет пора делить ленинское наследство и примерять лавровый венок «самого верного ленинца».

Троцкий мотнул головой и ответил, немного сбавляя тон и переходя на несколько более конструктивное обсуждение:

– Лишить противника? Как вы это себе представляете?

– Отступление. Капитуляция. Каносса [3], – бросаю я тяжелые слова. – Нет больше никакой оппозиции. Дискуссия была ошибкой. Все заявления аннулируются. Подписавшие их товарищи солидаризируются с большинством и готовы вместе с ним дружно исполнять партийные решения о развитии внутрипартийной демократии, – а соответствующая резолюция скоро появится, уверяю вас. Спишут все с ваших заявлений и выдадут за свое.

– О да, – саркастически улыбается Предреввоенсовета. – Капитулировать – и тем самым сохранить себя от нападок большинства ЦК. Покаяться и начать лизать им сапоги. Отличная тактика для самосохранения. Но что останется от революционеров, вставших на такой путь? Циничные лакеи бюрократии или сломленные люди, готовые до конца идти по пути унижений?!

– После вашего разгрома таких будет во сто крат больше! – Мой голос полон искреннего гнева. – Нет, товарищ Троцкий, я вовсе не предлагаю сложить оружие. Я предлагаю сменить тактику. От открытого противостояния с организационно более сильным противником надо перейти к партизанской тактике. Вы не хотите «второй партии»? Отлично! Работайте в этой. Не создавайте фракций, платформ, не лезьте с оппозиционными заявлениями и выступлениями. Однако каждый из вас должен будет в каждом конкретном вопросе всеми силами отстаивать и протаскивать такие решения, которые не позволят задушить в партии свободную мысль, живую инициативу партийцев, не дадут превратить партийные организации во всего лишь исполнительные механизмы Учраспредотдела Секретариата ЦК.

– Без открытого сопротивления такие разрозненные усилия будут гораздо легче подавляться! – немедленно парировал Троцкий, который раз вытирая вспотевшее лицо носовым платком.

– Не совсем так. Сейчас неудачный момент для открытого выступления. Сейчас идет борьба за окончательное утверждение принципа «секретарской диктатуры», и всех, кто открыто встанет на пути, сметут самым безжалостным образом. То, что я сказал об утверждении бюрократии в качестве главной политической силы, – неприятная, убийственная, но непреложная правда. Однако власть бюрократии может принять разные формы. Это может быть нечто вроде бонапартистской диктатуры, а может быть и нечто более демократичное. Местные и ведомственные группировки бюрократии будут нуждаться в механизме политической борьбы, политической конкуренции, механизме вертикальной политической мобильности. Некоторое сохранение норм партийной демократии может стать для них приемлемой формой такой конкуренции.