Танго для Кали - Олег Северный Страница 35

— Мать, но мы же никуда не поехали! Чего реветь-то? Мы тут, в Москве, целые и невредимые. Перестань быстро!

— Мы могли-и поеха-ать! — Матрёна подумала о том, что их миновало, и снова взялась рыдать.

— Мы не поехали! — выделяя голосом каждое слово, прокричал в трубку Чёрный. — С нами всё в порядке!

— Это нас хотели-и, на-а-ас!

— С чего ты взяла?!

— Я знаю-у! Мне сказали!

— Что тебе сказали?

— «Там должны б-бы-ыли быть вы. Мы х-хотели отправить в-вас отдохнуть. Вас хотели у-убить, м-мы это узнали, и, до того как появилась у вас м-мысль, мы её уб-брали из головы». Вот!

— Ничего не понимаю. О чём это?

— Об экспресс-се! То-очно-о!

— Не лезет!

— Куда?

— Никуда не лезет! Мысль об экспрессе никто никуда не убрал, значит, они не об этом. А если убрали, то мы не знаем о чём. Или ты знаешь?

— Не зна-аю.

— Тогда что ревёшь?

— Стра-ашно!

— Мать, ты сама говорила, что мы на войне. Ну-ка, перестань плакать, ну что ты как курица!

— Кто я?! — Было слышно, как Матрёна задохнулась от возмущения. — Кто?!

Телефон отключился. Чёрный хмыкнул и полез в Интернет узнавать новости.

Матрёша проплакала ещё где-то с час, уже не из-за теракта, а от обиды на Чёрного. Он! Её! Обозвал! За что?! Она для него на всё готова, а он! Её! Наконец ей надоело прокручивать в голове одно и то же, слёзы высохли, и она подумала, что надо бы как-то отвлечься от тяжёлых мыслей или ей снова грозит депрессия. Антона видеть она сейчас не желала. Институт прогуливала всё равно, на последнюю пару приходить просто смешно. О! Она поняла, куда ей нужно пойти — конечно, в спортзал! Нет ничего лучше физических нагрузок, когда нервишки шалят.

Она устроила себе марафон, постаралась убиться так, чтобы ни одной мысли не выжило в пропотевшей и чуть гудящей от напряжения голове. Своим рвением заслужила особое внимание тренера — он весь вечер ходил вокруг неё кругами, уточнял, правильно ли она поняла упражнение, приводил её в пример остальным девушкам и пытался подстраховать. Матрёна делала вид, что ничего не замечает. Только пококетничать с тренером ей и не хватает для полноты жизни.

Она медленно шла к метро, лёд застыл на выбившейся из-под шапки, плохо просушенной пряди волос, лёд застывал в душе. Они обычно возвращались вместе, она и Антон. Не торопясь, переходили через эстакаду, спускались, шествовали по теперь уже мёрзлой аллее. Она провожала его до перехода, потом он провожал её до лестницы, потом опять она — его. Обсуждали насущные дела и секреты, гадали о Нечто. Да, она столько всего узнала, а он — её — обозвал!

«А что, — вдруг прорезался незнакомый скользкий голосок в голове, — тренер-то ведь тоже ничего парень — надёжный, сильный».

Матрёна остановилась. Это ещё кто? Или чьё? Не Седой точно. Этого она в первый раз слышит. «А может, — мелькнула подлая мысль, — это и есть твой внутренний голос?» Она тряхнула головой и почти побежала к метро.

Матрёна не звонила и не появилась в аське, но Антон, увлечённый раскопками в Интернете, не обратил на это внимания и только на следующее утро подумал: а ведь он может помочь девушке. Захваченный загадкой Глаза Дракона, он чуть не забыл об остальных артефактах, вышедших из-под его рук. Точно! Седой говорил в своё время, что Единорог — это защита, но не для Чёрного; и не сказал для кого. Он тут же позвонил Матрёше, но её телефон был вне зоны доступа. Второй звонок сбросило. Пришлось отправлять эсэмэску, что он просит её подойти в их кафе вечером. Днём следовало заняться кое-какими делами.

Антон заметил, что пешие прогулки пошли ему на пользу — спина понемногу «расхаживалась», боль отступала. Правда, на общем состоянии это не сказывалось, и на настроении тоже. Его по-прежнему донимали головные боли, головокружения и перебои с сердцем. Хотя тот же Доренко и объяснял ему, что эти симптомы не имеют никакого отношения к проблемам спины. Всё это чистой воды психология.

В самом деле, Антон знал, что боль, которую ощущает любой человек, на две трети состоит из его воспоминаний о боли, которая была когда-то. Значит, боль не в ноге или в спине, она в голове. Также известно, что если кто-то уверен, что он заболел, то он будет чувствовать себя больным, даже если потом окажется, что он ошибался. Осуществление ожидаемого доходило до того, что некоторые женщины (науке известны такие примеры), уверенные в том, что они беременны, начинали толстеть и наблюдать все полагающиеся приметы. И только через много месяцев выяснялось, что причин для этого не было никаких. Вот что может психика, вот где самое страшное оружие и самый совершенный инструмент.

Преподаватель Медицинской школы при Калифорнийском университете Норман Казинс убедил себя в том, что каждый человек владеет особой целительной энергией, которой просто не умеет пользоваться. Впервые он вылечил себя в десятилетнем возрасте от туберкулёза. В конце семидесятых он подхватил редкую болезнь, которая за год превращает здорового человека в паралитика и убивает, и опять вылечил себя сам. Единственным подспорьем от медицины стали слоновые дозы витаминов, которые колол ему его приятель, врач-еретик. В 1983 году Казинс перенёс инфаркт миокарда и остановку сердца — обычно такая комбинация приводит к панике и смерти. Казинс не стал ни паниковать, ни умирать и, может быть, живёт до сих пор. Антон читал его книгу «Анатомия болезни». Он читал так много всего, почему же он до сих пор едва ковыляет и морщится от боли? Наверно, ему следует навести порядок в первую очередь в своей голове.

Матрёша вошла в дверь медленно, двигаясь как автомат, и с совершенно потухшими глазами, остановилась, наверно, искала Антона. Он помахал ей от столика. Она молча прошла, опустилась на стул прямо в шубке и застыла как манекен.

— Ленка вернулась, — ровным, тихим голосом сообщила она.

— Ленка? Какая Ленка?

— Из нашей группы.

— Откуда вернулась? Зачем ты мне это говоришь? — Антон забеспокоился, всё ли у Матрёны хорошо с головой. Уж очень странно она себя вела.

— Она ехала в этом поезде, — всё так же бесцветно произнесла Матрёна.

— И уже в Москве?

— Она из Петербурга сразу же улетела, не могла там быть после всего. А Машка погибла, которая в «Одноклассниках».

Матрёна перестала говорить и теперь сидела, уставившись в одну точку. Антон встал, прошёл к бару. Водки не было, взял коньяк, сразу полстакана. Матрёна выпила залпом и, кажется, не поняла что. Потом напиток начал действовать, её поза потеряла напряжение, она сняла руки с колен, положила на столик. Чёрный опасался, что после ступора её сорвёт на истерику, но обошлось: коньяк выводил из шока достаточно мягко. Наконец она подняла глаза и уже вполне осмысленно посмотрела на Антона.

— Как хорошо, что у нас есть Седой!