Увечный бог. Том 2 - Стивен Эриксон Страница 36

Быть теми, какими хотим мы, мы тоже не можем, и это давит на нас сильнее всего. И все же я пока не мертв.

Он вспомнил встречу с теми детьми. Разведчики – сами немногим старше – молчаливо ходили между беженцами и делились с ними водой. Они раздали всю воду, полученную на ночной переход, до последней капли, и потом стояли, неподвижные и беспомощные, а дети окружали их, тянули к ним руки – не чтобы схватить и попросить еще, а чтобы коснуться в знак благодарности. Не за воду – ее больше не осталось, – а за сам жест.

Насколько низко нужно пасть, чтобы благодарить за возможность? За пустое обещание?

Те, кто заставил вас уйти…

Но у нас есть союзники, которые дойдут до Коланса, и ничто их не остановит. Геслер, покажи Урагану всю правду и спусти его с поводка. Пусть он издаст вой, от которого сами Гончие задрожат! Дай ему волю, Гес, прошу тебя.

Потому что мы, боюсь, не справимся.

Хрустнув шеей, Скрипач поднял взгляд на Нефритовых путников, заполнивших росчерками ночное небо. От этих жалких предзнаменований меня тошнит. Но что, если… что, если вы там, наверху, не за этим? Что, если вы просто движетесь своим путем без конца и без цели? Что, если завтра или послезавтра вы уничтожите всех нас, превращая нашу борьбу и благие помыслы в ничто? Не это ли, о великое мироздание, ты хочешь нам доказать?

Предназначение – это ложь.

Впрочем, какое мне дело? Посмотрите на кости вокруг. Мы идем, пока можем идти, а затем останавливаемся. Вот и все. Ничего больше… Дальше что?

– Змеи.

Банашар поморгал, непривычный к четкости трезвого взгляда. Когда все расплывалось, было лучше. Гораздо лучше.

– Наверное, это мой первый страх: упасть прямо в яму гадюк, что мы величаем Храмом Д’рек. «Смотри в лицо своим страхам» – какой мудрый совет, не так ли? Возможно, главное проклятие – это трезвость, осознание, что страхи не помогают ковать характер, что совет этот – дерьмо, а кругом одни лжецы.

Адъюнкт шла рядом и молчала. Банашар не то чтобы ждал ответа, поскольку не был уверен, что и вправду произносит эти слова. Не исключено, что все его речи за последние два дня существовали целиком у него в голове. Так было бы проще.

– Бунт. Одно это слово вызывает у меня… зависть. Никогда прежде ее не чувствовал – такой, чтоб до глубины души. А еще не испытывал непримиримой злобы, когда твоя личность требует позволения быть собой. Даже если не понимает, кто она на самом деле. Просто требует.

Пьянство – это приятная капитуляция. Прибежище трусов. Мы, пьяницы, все до одного трусы, и пусть никто не пытается убедить вас в обратном. Мы ничего не умеем, кроме как пить, потому что в этом смысл нашей жизни и единственное спасение. От всего. Именно поэтому пьянице нельзя трезветь.

Банашар посмотрел на адъюнкта. Интересно, она слушает? Впрочем, было бы что слушать…

– Давайте сменим тему. От этой меня… тошнит. Нас ожидает еще один важный вопрос, надо только его придумать. Что за змеи, спросите вы? Да, это важный вопрос. Почему девочка дает нам такие имена? Их. Наши. Змеи в пустыне. Довольно смело, если задуматься. Змей очень трудно убить. Они все время ускользают и прячутся у всех на виду.

А что насчет, хм-м, знания?.. Порой знание приводит к потере милости. Порой оно не освобождает, а закрепощает. Порой оно открывает нам только вызывающий жалость список неудач. И так далее. Однако такие мысли исходят от тех, кто хочет погрузить других в пучину невежества, ведь только так они могут сохранить власть. К тому же подлинное знание принуждает к действию…

Или же нет?

Банашар замолчал и задумался. Внезапно его охватил страх.

– Вы правы, давайте снова сменим тему. Одно я знаю наверняка: есть вещи, о которых я ничего не хочу знать. Итак… Развивая мысль о незваных гостях, может, поговорим о героизме?

Улыбка, пошатываясь, отошла в сторону и упала на колено. Флакон встал сзади, прикрывая ей спину. Клинок у него в руке подрагивал, будто живой.

Растолкав толпу, к ним подошел Битум. Такого сурового выражения на его лице Флакон еще никогда не видел.

– Корик! – рявкнул Битум.

– Здесь я, сержант.

– Жить будешь?

– Я успел заглянуть ему в глаза. – Пол-лица у Корика было заляпано кровью, но чужой. – Гиены и то выглядят более вменяемыми. Вот этот капрал натравил его…

Корик указал окровавленным лезвием в сторону человека, стоявшего на коленях. Из регулярных. Крупный, широкоплечий, между ребер справа торчит рукоять ножа. Изо рта и носа, пузырясь, льется кровь.

Битум обвел всех свирепым взглядом, остановился на Флаконе. Подошел.

– Улыбка? Посмотри на меня, солдат.

Она подняла голову.

– Корик правду говорит, сержант. Мы не слепые и не тупые. Я услышала науськиванье и поделилась с капралом своим ножичком.

Битум посмотрел на Флакона. Тот кивнул.

– С двенадцати шагов. В темноте да еще и в толпе.

Умирающий капрал уронил бородатый подбородок на грудь, будто разглядывал свои колени. Корабб подтолкнул его, и он упал. От глухого удара о землю губы и ноздри снова покрылись пеной.

– Итого двое? – спросил Битум.

Флакон чувствовал озлобленные взгляды собравшихся вокруг пехотинцев. Слова Корабба его совсем не обрадовали:

– Трое, сержант. Первые двое были для отвлечения, еще двое подкрались к повозке с тыла. Одного прикончил я, за вторым погнался Спрут. Наверное, еще догоняет.

– Он ушел?! – негодовал Битум. – Худов дух!

Улыбка поднялась и нетвердой походкой подошла к мертвому капралу извлечь нож.

– Все это нехорошо, – пробормотала она, затем повернулась к собравшимся: – Мы охраняем пустые бочонки, вы, куча охламонов!

– Это не мы, морпех! – выкрикнули из толпы. – Это все Кулакова шайка!

Флакон сплюнул. Блистиг. Нижние боги.

– Проваливайте, а? – сказала Улыбка, отворачиваясь.

Вернулся Спрут, встретился взглядом с Битумом и как бы невзначай провел рукой по арбалету, что висел у него на левом плече.

Сержант обратился к тянульщикам:

– Солдаты – в упряжку, тащим дальше.

Улыбка подошла к Флакону.

– Убивать своих нехорошо.

– Согласен.

– Ты прикрыл меня. Спасибо.

Флакон кивнул.

Пехотинцы постепенно рассосались. Повозка покатилась дальше, взвод шагал рядом, а трупы остались лежать где лежали.

– Безумие какое-то, – произнес Корабб. – В Семи городах…

– Не начинай, – перебил его Спрут. – Мы тоже там были. Забыл?