Олег. Путь к себе - Сабина Янина Страница 36

– Митрия жду, хочу с ним обратно уехать, мы с покосом ещё не управились.

– Митрия жду, – проворчал дед Анисим, но видно было, что он доволен, и посмотрел на меня вполне дружелюбно. – Что, Линза, как на покосе- то тебе? Умучался, поди, с непривычки?

– Нормально с покосом.

– Нормально! Ишь ты! – хмыкнул он. – Ладно. Отец Окимий велел, если придёшь, к нему чтоб поднялся. Ступай!

Я пошёл к лифту.

Отец Окимий в этот раз встретил меня более участливо. Когда я вошёл, он встал из-за стола и направился ко мне навстречу. Внимательно посмотрел в глаза, как то просто переходя на ты:

– Ну, что ты решил, Олег?

– На счёт Фё, Феклиссы?

– Да, на счёт жены своей, что надумал?

– Ничего. Она мне не жена. Разводимся мы.

Отец Окимий неодобрительно покачал головой.

– Виделся я с ней. Любит она тебя.

Я вскинулся:

– Отец Окимий, это, простите меня, не ваше дело!

Отец Окимий тяжело вздохнул:

– Нельзя отталкивать раскаявшегося человека, не по-божески это, эгоизм в тебе говорит, эгоизм и себялюбие!

Я вздрогнул: «Он знает? Хотя, что я удивляюсь? Конечно же, изучил моё дело, перед тем, как запрос отправить. Тем более должен меня поддержать! Церковь против абортов. Что это он Фёку-то защищает»?

– Вот жену свою простить не можешь, а сам-то чем лучше? – продолжал увещать отец Окимий, – Если бы не она, так загубил живую душу! Она ведь тебя от греха смертного отвела, спасла. И не тебе её за грехи судить.

– Если бы она не… и не было бы ничего, я бы никогда!

– Ладно, значит обида за то, что желание твоё не сбудется сильнее любви-то. Ну, коль не любишь, так что и жить вместе, – он помолчал. Потом повернулся и пошёл за стол.

– Я бы хотел обратно с Митрием поехать, там немного мы не доделали. Нужно бы все честь по чести закончить.

Отец Окимий кивнул и поднёс браслет к лицу:

– Митрий? Ты как, отдыхаешь? Уже запряг? Так что ж не отдохнул совсем? Покушать-то успел или сходишь к Матрене в столовую? Ну, хорошо, хорошо. Тогда заезжай в обсерваторию, захватишь Олега.

– Ну, ступай с Богом, – взглянул он на меня. – Я вижу, работа тебе на пользу пошла. Это хорошо, побудь пока под началом Герасима. Закончите там все, и с ними уже воротишься.

– Спасибо, отец Окимий, – я хотел было уже идти, но обернулся: – Отец Окимий!

Он вопросительно взглянул на меня.

– А как с Феклиссой, её бы надо проводить до станции, билет на поезд взять.

– Ступай, не беспокойся, все сделаем, доедет твоя Феклисса в целости и сохранности до дома. Ступай, ступай.

* * *

Я вышел. Не стал ждать Митрия в фойе рядом с недовольно брюзжащим дедом Анисимом. Похоже у него была патологическая неприязнь ко всем праздно шатающимся. И от греха подальше, отправился на дорогу, благо день был не очень жаркий.

По небу плыли мохнатые сизые тучи, из которых изредка прорывалось солнце. Середина августа. Скоро осень. И день сегодня хоть и летний, но не душный, свежий. Прохаживаясь по дороге, я поглядывал в небо. «Надеюсь, дождь в дороге не застанет. Да непогода подождёт ещё пару дней, пока мы успеем всё сено убрать. Сарай уже забили, надо рядом стога наметать. Герасим говорил, забор поправить надо, а то зверье растащит. Да. Есть ещё дела. Надо ему помочь. Митрий хороший парнишка, работящий, но ребёнок совсем, поберечь его надо бы, а то надорвётся».

– Эй! Олег! – прервал мою задумчивость весёлый мальчишеский голос.

Я обернулся.

– Поехали что ли? – улыбался Митрий.

– Поехали! – улыбнулся я в ответ.

***

Оставшиеся дни пролетели незаметно. Герасим поправлял изгородь вокруг сарая, а мы с Митрием тем временем полностью завалили копнами сарай и принялись собирать последние стога перед ним. Я подхватывал на вилы большие охапки душистого просушенного сена, а Митрий ловко укладывал его, формируя конус. Работа спорилась. С уверенностью пришла и радость ощущения сильного молодого тела. Удивительно, как я раньше обходился без этого чувства физического напряжения, превозможения себя. Как это здорово, чувствовать усталость и спокойное удовлетворение от того, что день прожит не зря, что то, что ты делаешь нужно тем, кто рядом с тобой, и что они делают вместе с тобой тоже дело. Работа сблизила меня с Герасимом и Митрей. Мы приняли друг друга. Почти породнились.

– Ну, все, – за ужином сказал Герасим, – завтра поутру обратно. Митря, по школе-то соскучился? – и глянул на сына из-под мохнатых бровей.

– Есть немного.

– Вот пойдёшь в школу, отдохнёшь там.

Я удивился:

– Почему же отдохнёт? Учение не такое и простое дело.

– Ну, ну, книжки-то читать, да молитвы, не хитрое дело.

Я чуть не поперхнулся.

– Герасим, вот не думал, что вы атеист.

– Почему же атеист? – недовольно покосился на меня Герасим. – Совсем даже не атеист. Только Бог-то в душе должен быть, а не на языке. Вот он Бог-то, – он сделал ложкой, зажатой в руке, полукруг. Природа что тебе не Бог? Во всём Бог. Да что-то в природе не видать, чтобы что-то молилось, а просто всё живёт, как Бог велел.

– Батя, ты не прав! – горячо воскликнул Митрий, даже привскочил с места. – Человеку на то разум и дан, чтобы с Богом общаться.

– Ты смотри! – усмехнулся Герасим в бороду, зачерпнул каши из тарелки и отправил её в рот. Он жевал и весело смотрел на сына.

– Вишь, Олег, у меня сынка с Богом общается. И что он тебе сказал, можно полюбопытствовать или это ваш великий секрет?

Митрий нахохлился и сел:

– Ты ничего не понимаешь. Это потому, что ты в храм монастырский редко ходишь.

– Что мне там время-то терять? У меня своя молитва, – он снова обвёл рукой вокруг себя, – вот моя молитва, делом делается. А что толку в словах-то? Живи правильно, по-божески. Вот и будет тебе лучшая молитва.

Я с интересом наблюдал за спором отца и сына, похоже разногласия на эту тему у них были не первый раз.

– Если бы не отец Окимий, не пустил бы я тебя в школу, баловство одно! – припечатал отец.

– Угу, а может мне нравится учиться? Может я, как отец Окимий, тоже астрофизиком стану, или доктором, или ещё кем.

Герасим нахмурился и едва слышно проворчал:

– Как же станешь, как будто кого из монастырской школы когда в Университет направляли. Не помню я такого, сколько уж тут живу. Пустое это.

– А почему же в Наукоград никого из ребят не посылают? Выпускные испытания не проходят? Ведь для всех школ должны быть единые правила обучения, – спросил я.