Фото битвы при Марафоне - Клиффорд Саймак Страница 36

– Через ФБР?

– Да. Это было непросто, но у меня там есть друзья.

– А возраст?

– Тоже не проблема. Самым сложным оказалось убедить того человека, что это совершенно секретно. Он все еще сомневается.

– Но он не будет болтать?

– Я думаю, не будет. Без доказательств никто ему не поверит. Это похоже на сказку.

– Ну?

– Двадцать две тысячи. Плюс-минус триста лет.

– И отпечатки пальцев совпадают? На бутылке и на…

– Я же говорил тебе, что совпадают. Но теперь, будь добр, скажи мне, каким образом человек, который жил двадцать две тысячи лет назад, мог оставить отпечатки пальцев на бутылке, изготовленной в прошлом году?

– Это долгая история, – ответил Бойд. – И я не уверен, что мне следует ее рассказывать. Кстати, где ты держишь палитру?

– В надежном месте, – сказал Робертс. – В очень надежном. Но могу вернуть тебе и палитру, и бутылку по первому же требованию.

Бойд поежился:

– Пока не надо. Я не знаю, когда они мне понадобятся. Может быть, никогда.

– Никогда?

– Знаешь, Джон, мне надо все это обдумать.

– Черт, вот ерунда какая! – произнес Робертс. – Получается, никому это не нужно. Никто не осмелится хранить и выставлять эти вещи. Люди из Смитсоновского института к ним и близко не подойдут. Я не спрашивал, и они ничего еще не знают, но я просто уверен. Если не ошибаюсь, есть ведь какие-то законы о тайном вывозе изделий из страны…

– Да, есть, – ответил Бойд.

– А теперь и сам ты от них отказываешься.

– Я этого не говорил. Просто пусть они пока побудут у тебя. Место надежное?

– Вполне. А теперь…

– Я же сказал, это долгая история. Но постараюсь не очень растекаться. Короче, есть один человек… Баск. Он появился у нас в лагере десять лет назад, когда я занимался раскопками в пещерах…

Робертс кивнул:

– Я помню эту экспедицию.

– Так вот, он попросил работу, и я его взял. Он довольно быстро вник в суть дела и почти сразу освоил нужные приемы. Стал ценным помощником. С местными рабочими это часто случается. Они словно чувствуют, где кроется их древняя история. А когда мы начали работу в Гаварни, появился снова, и я, признаться, был рад его видеть. У нас сложились, можно сказать, дружеские отношения. В последний мой вечер перед отъездом он приготовил восхитительный омлет – яйца, помидоры, зеленый перец, лук, сосиски и ветчина домашнего копчения. Я прихватил бутылку вина.

– Ту самую?

– Да, ту самую.

– И что дальше?

– Он играл на свирели. На костяной свирели. Маленькая такая пищалка. И не бог весть какая музыка…

– Там была свирель…

– Это другая. Того же типа, но другая. Они почти одинаковые. Одна лежала у живого человека в кармане, другая – рядом с палитрой в гроте… И в нем самом тоже было что-то необычное. Ничего такого, что бросалось бы в глаза, но тем не менее я постоянно замечал всякие странные мелочи. Раз, потом другой. Порой с большими интервалами… Иногда даже забываешь, что привлекло внимание в первый раз, и трудно связать свои наблюдения. Чаще всего у меня возникало впечатление, что он слишком много знает. Какие-то мелкие подробности, которые вряд ли мог знать человек вроде него. Или что-то такое, чего вообще не может знать никто. В разговоре проскальзывали разные мелочи, а он этого, видимо, даже не замечал… И его глаза… Раньше я не осознавал. Только потом, когда нашел вторую свирель и начал задумываться обо всем остальном. Однако я говорил о глазах. Так вот, выглядит он молодо, этакий никогда не стареющий молодой человек, но глаза у него очень старые…

– Том, ты говорил, что он баск.

– Да, верно.

– Я когда-то слышал, что баски – это, возможно, потомки кроманьонцев.

– Есть такая теория. И я об этом думал.

– Может быть, этот твой друг – настоящий кроманьонец?

– Я тоже начинаю склоняться к этой мысли.

– Но сам подумай: двадцать тысяч лет!

– Да, понимаю, – сказал Бойд.

4

Свирель Бойд услышал еще у подножия тропы, которая вела к пещере. Неровные, словно обрываемые ветром звуки. Вокруг поднимались на фоне глубокого голубого неба Пиренеи.

Пристроив бутылку вина под мышкой понадежнее, Бойд начал подъем. Внизу лежали красные крыши деревенских домов в окружении увядающих коричневых красок осени, захвативших долину. Сверху все еще доносилась музыка, звуки то взлетали, то опадали, повинуясь порывам игривого ветра.

Луи сидел, скрестив ноги, у своей потрепанной палатки. Увидев Бойда, он положил свирель на колени, но продолжал сидеть. Бойд опустился на траву рядом с ним и вручил Луи бутылку. Тот принялся вытаскивать пробку.

– Я узнал, что ты вернулся, – сказал он. – Как прошла поездка?

– Успешно.

– Значит, теперь ты знаешь, – произнес Луи.

Бойд кивнул:

– Я думаю, ты сам хотел, чтобы я узнал. Почему?

– Годы становятся все длиннее, – ответил Луи, – а ноша тяжелее. Мне одиноко, ведь я один.

– Ты не один.

– Одиноко потому, что никто меня не знает. Ты первый, кто узнал меня по-настоящему.

– Но ведь это ненадолго. Пройдет сколько-то лет, и снова никто не будет о тебе знать.

– Хотя бы на время мне станет легче, – сказал Луи. – Когда ты уйдешь, я снова смогу взвалить на себя эту ношу. И еще…

– Да. Что такое, Луи?

– Ты сказал, что, когда тебя не станет, снова не будет никого, кто обо мне знает. Означает ли это…

– Если ты хочешь узнать, расскажу ли я кому-то еще, то нет, не расскажу. Если ты сам этого не захочешь. Я уже думал о том, что может с тобой случиться, если миру станет о тебе известно.

– У меня есть кое-какие способы защиты. Без них я вряд ли прожил бы так долго.

– Какие способы?

– Всякие. Давай не будем об этом.

– Пожалуй, это действительно меня не касается. Извини. Но есть еще один момент… Если ты хотел, чтобы я узнал, зачем такие сложности? Если бы что-нибудь пошло не так, если бы я не нашел грот…

– Сначала я надеялся, что грот не понадобится. Я думал, ты и так догадаешься.

– Я чувствовал, что здесь что-то не так. Однако все это настолько невероятно, даже дико, что я не доверился бы собственным догадкам. Ты же сам знаешь, насколько это невероятно, Луи. И если бы я не нашел грот… Это ведь чистая случайность.

– Если бы ты его не нашел, я просто подождал бы еще. Другого раза, другого года или кого-нибудь другого. Какого-то иного способа выдать себя.