Иктанэр и Моизэта - Жан де ля Ир Страница 37

— Если только эти господа конгрессисты не решат, что лучше сдаться, чем умирать.

— А, кстати, ты не знаешь, что они решили там, на конгрессе?

— Нет! Я знаю лишь одно, как и все, что сегодня 25-е февраля. И через три дня истекает срок перемирия, данного Неизвестным. Если конгресс держав подчинится, то мы увидим не мало удивительных вещей.

— А если он не подчинится, то нам придется умереть, — вот и все!

— Жаль! Я бы очень хотел раньше чем умереть встретиться лицом к лицу с этим Неизвестным.

Миноносец проходил в это время в нескольких узлах от маяка Плянье, который возвышался справа от него. Этот пункт был предельным для всех рекогносцировок. Надо было обогнуть маяк и возвращаться в Марсель, идя на этот раз к западу от островов Помег и Ратоно.

— Опять ничего, — заключил Сизэра.

— Сэнт-Клер!..

Этот крик замер у него в горле. Ошеломленные, схватившись обеими руками за борт, оба офицера увидели, как что-то сверкающее, длинное взлетело из воды и как гигантская летучая рыба пронеслось с пронзительным свистом над их головами; и едва они успели повернуться вслед за ним, как погрузилось с другой стороны миноносца в море.

— Сэнт-Клер! — бледный и замерший от испуга закричал вторично Сизэра.

Оба моряка переглянулись, и каждый из них заметил испуг другого. Они вздрогнули и вместе прошептали:

— Это Неизвестный.

Матросы, бывшие на палубе, также заметили этот поразительный феномен. С криком испуга они бросились к обоим офицерам. И тот из них, который бежал впереди, неожиданно споткнулся на сверток материи, валявшийся на палубе, и упал.

Этот случай вернул хладнокровие офицерам. И лейтенант одним жестом остановил матросов.

— Вы тоже видели? — спросил он их, напрасно стараясь придать своему голосу спокойный и отчетливый тон.

— Да, лейтенант!

И старик квартирмейстер, растерявшийся менее других, добавил:

— Это похоже на летучую мину.

Но внимание Сэнт-Клера было всецело поглощено пакетом материи, на который споткнулся матрос.

До появления феномена, этого пакета не было на палубе. Упавший матрос поднялся на ноги, держа в руках и пакет. Мичман схватил из его рук сверток и показал его Сизэра.

— Смотри! Материя еще сырая! Ее здесь не было раньше. Откуда она? Это Неизвестный бросил ее, пронесясь над нами.

Сизэра и Сэнт-Клер лихорадочно стали открывать пакет. Он был сделан из грубой просмоленой ткани и обвязан бичевой. Но руки офицеров дрожали и никак не могли развязать узла. Тогда один из матросов выступил из толпы и предложил командиру открытый складной нож.

Этот естественный поступок матроса сразу охладил возбуждение Сизэра и Сэнт-Клера.

— Стоп, — скомандовал командир. — Все чины на палубу! Мичман, постройте полукруг! Матросы, по местам!

Это приказание было немедленно исполнено. Все люди, у которых на рукавах были серебряные голуны или красные нашивки, выстроились полукругом перед обоими офицерами. Простые матросы стали все по своим местам.

Тогда Сизэра, теперь совершенно спокойный, проговорил:

— Я хочу открыть пакет. Вы все будьте свидетелями того, что может произойти. Но до тех пор, пока я вам не разрешу, вы никому не должны говорить о том, что увидите.

И быстрым ударом ножа лейтенант разрезал бичевку, которая обматывала пакет.

Когда была развернута верхняя оболочка, то под ней оказалась такая же вторая, но тоньше и не просмоленая.

Под внимательными взглядами Сэнт-Клера и матросов, Сизэра развернул эту вторую оболочку, и тогда оказалось, что чистая, с одной стороны, она с другой стороны была покрыта несколькими строками красного письма.

Лейтенант, вполне овладев собой, уже собирался прочесть таинственную весть, как Сэнт-Клер дотронулся до него и с выражением испуга произнес:

— Командир, если это идет от Неизвестного, то это такой секрет, который мы не имеем права раскрывать раньше того, если то сочтет полезным сам конгресс.

— Это справедливо! — ответил Сизэра.

И, не прочитав извещения, он посмотрел лишь на окончание письма. Там крупными буквами стояла ужасная подпись: «Неизвестный».

Не говоря больше ни слова, лейтенант сложил ткань, завернул ее в просмоленую обертку и скомандовал:

— Два часовых!

Через несколько минут таинственный пакет был положен в матросскую сумку, которая тут же была запечатана Сизэра и Сэнт-Клером, в присутствии старшего матроса и двух часовых. В таком виде она оставлена была на палубе под специальной охраной часовых, и затем «Циклон» на всех парах понесся в Марсель.

Было около полудня, когда «Циклон» пристал к набережной Старого порта у конца Канебьеры…

Члены Всемирного конгресса только что собирались закончить утренний сеанс и разойтись часа на два, чтобы позавтракать.

Но в этот день им не суждено было завтракать.

В большой зале Лошанского дворца, где происходили заседания, президент конгресса г-н Уайт уже расположился закончить собрание, когда один пристав торопливо поднялся по ступеням до председательского кресла и что-то проговорил президенту на ухо.

Президент изумился, весь побагровел, затем побледнел, как полотно и вскочил со своего места. Жестикулируя обеими руками, он замахал президентским колокольчиком, и когда наступила ненарушимая полная тишина, произнес следующие неожиданные слова:

— Господа! Заседание продолжается! Неизвестный посылает конгрессу извещение.

Все были поражены и затем разразились бурей рукоплесканий. Наконец можно будет хоть что-нибудь узнать. И стесненные сердца почувствовали себя легче и появилась возможность вздохнуть.

Извещение от Неизвестного! Что это будет? Но что бы там ни было, все же это лучше, чем та мучительная неизвестность, в которой пребывали конгрессисты накануне принятия своего решения, от которого зависили судьбы мира.

Когда мало помалу рукоплескания стали стихать и затем совсем замерли, чей-то голос крикнул:

— Где же это извещение?

Президент жестом указал на молодого морского офицера, который входил в зал.

Новый взрыв рукоплесканий и оглушительных «браво» встретил лейтенанта. Сопровождаемый адмиралом Жерминэ, который пожелал проводить его на конгресс, лейтенант Сизэра поднялся до президентского кресла и положил прямо на стол матросскую сумку, запечатанную большими красными сургучными печатями.

— На трибуну, г-н офицер! На трибуну! — закричали со всех сторон огромной залы.

— Пусть расскажет, как он получил весть!