Техно-Корп. Свободный Токио - Виталий Вавикин Страница 37

Иногда куратор отдела пропаганды технологических нигилистов поднимает на собраниях вопрос о расширении. Новые кабинеты, новые рабочие места. Кто-то поднимает вопрос о возможности удаленного найма. Люди могут работать на партию посредством нейронной сети. Председатель взвешивает возможность повысить численность и сборы.

– Как ты думаешь, это возможно организовать? – спрашивает он Кейко.

– Откуда мне знать? Я ведь занимаюсь нейронными реконструкциями, – говорит она.

Председатель хмурится. Кейко не знает почему, но глядя на него, она спрашивает себя: «Интересно, а как ведет себя он, когда занимается сексом? Может быть, тоже плачет? Или смеется?» Нет, ничего личного – Кейко и не думает о том, что когда-нибудь окажется в постели председателя отдела пропаганды. Просто иногда так проще идентифицировать человека.

– И почему, интересно, это не включают в идентификационный модуль социального статуса? – спрашивает она нейронного издателя по имени Сунан.

Он думает об этом пару долгих секунд, напоминая ей председателя их отдела пропаганды, который взвешивает возможность увеличить сборы.

– Хочешь попробовать создать нейронную реконструкцию об этом? – спрашивает Сунан.

Теперь думает Кейко. Думает о жидких чипах в крови человека, собирающих информацию о долгих бессонных ночах, пропитавшихся мускусными запахами «маленькой смерти». Десятков «маленьких смертей». Что если идентификация человека начнет включать все эти данные? В постелях, клубах, на лестничных клетках или в лифте. Быстро и спешно, чувственно и неторопливо. Мужчины и женщины. Женщины и женщины. Мужчины и мужчины. В объятиях друг друга. С поцелуями или без.

– Нет, думаю, я не хочу создавать об этом нейронную реконструкцию, – говорит Кейко.

Сунан снова замирает на минуту. Весь этот разговор вообще начинает напоминать Кейко какой-то затянувшийся вечер любви. Вопрос – пауза. Ответ – пауза. Перевести дыхание. Выкурить сигарету. «Давай еще раз». «Маленькая смерть» на горизонте. Но с каждым разом горизонт все дальше и дальше…

– Последний суд был нечто, – говорит нейронный издатель.

Он не видел нейронную реконструкцию Кейко, из-за которой начался процесс, но шумиха ему понравилась.

– Чем ты занималась до того, как присоединилась к партии ТН? – спрашивает Сунан. И тут же, не успевает Кейко открыть рот, спрашивает, сколько ей лет. – Ты попадаешь под поколение нанобит?

– Сомневаюсь, что в Токио вообще было поколение нанобит, – говорит Кейко, пытается высказаться о подростках заокеанских стран.

– А ты можешь писать нейронные реконструкции на двухуровневом языке сознания? – обрывает ее на полуслове Сунан.

– Могу, – говорит Кейко и думает, что такие, как Сунан, наверное, никогда не плачут в постели и не хотят видеть чужих слез. Они смеются. Хохочут до слез… До слез, чтоб им пусто было…

Сунан оставляет визитку и говорит на прощание, что сейчас его агентство реализует новую программу.

– Двухуровневый язык сознания может создать новый пласт молодежи, – улыбается он. – Можно взорвать нейронную сеть.

Кейко смотрит, как он уходит, не понимая, зачем вообще согласилась на эту встречу. Она мнет в ладони визитку Сунана и выбрасывает на тротуар. Камеры фиксируют правонарушение. Штрафы за мусор выписываются мгновенно. Жидкий чип активируется. Идентификация социального статуса ползет вниз, но после всех выигранных дорогостоящими адвокатами судов можно всю жизнь гадить на улицах – не убудет. Правда, все эти достижения могут рухнуть, стоит проиграть хоть одно дело. Временное счастье. Временная беспечность.

Кейко возвращается в свою просторную корпоративную квартиру. За все платят спонсоры. Нейронная сеть – одна из самых быстрых в Токио. Фильтр на рекламу. Фильтр на пропаганду. Фильтр на входящие сообщения. В директории «Личная жизнь» послания от Гонда и Эйнджи – один хочет слез, другой нереальных поз в сети. В директории «Работа» новая тема для нейронной модуляции. Директория «Друзья» не просматривалась больше месяца – Кейко не знает всех этих людей, которые клянутся, что знают ее. Знают, потому что о ней говорят в новостях. Так что директория «Друзья» – это почти что папка спама, которую не хочется очищать, чтобы не видеть в графе «Друзья» гордый «ноль». Друзья должны быть.

Кейко просматривает директорию «Заказы». Крошечное агентство из района Кото собрало все, что смогло найти в сети о тюрьмах Севера. Эйнджи говорит, что «Тиктоника-18» работает лишь для отвода глаз, а в действительности Север содержит еще полсотни коррекционных тюрем, где людям стирают личность за инакомыслие. Вернее, вообще за любое мышление. Синергиков нет, поэтому нужны рабочие руки, чтобы поддерживать аристократический класс. Люди без приставки «отец» вообще не должны думать о том, о чем им не говорят «отцы». Как «отцы» не должны думать о том, о чем им не говорит их главный «отец-основатель». Каждый заботится о каждом. Каждый работает на систему. Система работает на технологический прогресс. Прогресс работает на себя. Прогресс ради прогресса. Человек отдыхает. Личность не имеет права гордиться личными достижениями. Личность должна гордиться достижениями системы. «Отец-основатель» называет это прогрессом человечества. Победа над слабостями. Победа над корпорациями. Достижения во имя прогресса. Прогресс во имя достижений.

Кейко пытается узнать образование «отца-основателя». Разве меритократия не подразумевает власть достойных? Но образование «отца-основателя» покрыто тайной. Он словно машина, которую изначально создавали для этой должности… Все это новая тема для нейронной реконструкции Кейко. Темы, предлагаемые председателем отдела пропаганды ТН, она никогда не просматривает. Председатели менялись за последние три года девять раз. О том, чтобы сменить реконструктора, за последние три года вопрос не поднимался.

«Зима в Токио» – рабочее название новой нейронной реконструкции Кейко. От идеи использовать вместо «зимы» слово «Север» она отказалась из политических соображений. Север – их главный спонсор. Но Север не хочет огласки. Поэтому «Север» в реконструкции им не понравится. То, что будет внутри, они все равно не поймут. А если и поймут, то не смогут объяснить «отцам» по работе с агентами. А если и смогут, то это не поймут «отцы» первой сотни идентификации. Но если и смогут, то все закончится на «отце-основателе», без которого никто ничего не делает. Он как главный процессор: отключи его – и система не будет работать. А «отец-основатель» понятия не имеет о том, что происходит в Токио. Сарафанное радио даст сбой. Суть потеряется на промежуточных стадиях. Сохранится только название «Зима в Токио». И инвестиции продолжатся, возможно, станут более щедрыми. Инвестиции, оплаченные жителями Севера – личностями без личности. И прогресс продолжит свой рост, свои достижения.

Кейко настраивает нейронный модулятор, подключается к реконструкции жителей Севера. Мужчины, женщины, дети. Рост, лица, одежда, запахи… В модуляцию врезается вызов от Эйнджи.

– Давай повеселимся, – предлагает он.

– Я работаю, – говорит Кейко.