Опрокинутый купол - Николай Буянов Страница 38

– В конце концов, почему ты не пришел ко мне?

– Потому как раз, что ты прагматик, – безжалостно ответил он, будто прочитав мои мысли. – Ты бы просто мне не поверил.

– Хорошо, предположим, я верю. Ты упоминал шоссе, участок возле автозаправочной станции…

– Да, – задумчиво проговорил Глеб. – Там это все и случилось.

Заканчивался очередной съемочный день – не особенно удачный, полный лишней суеты и бестолковых метаний между проблемами творческими и административно-приказными, которые, по идее, должны лежать на плечах ассистентов и помощника. Машенька снова поцапалась с Ольгой Баталовой, пришлось насильно разводить покрытых пылью и славой дам по углам ринга. Отсняли несколько второстепенных эпизодов – дай бог, если хоть половина из них войдет в общий метраж и не сократится при монтаже…

Домой двинулись уже затемно, часу в одиннадцатом вечера – фиолетовое небо давно стало черным, и желтый свет фар сделался плотным, как апельсиновое желе. Редкие, словно потерявшиеся в этом мире снежинки лениво кружились в бесконечном хороводе, черное шоссе с черными елями по бокам летело навстречу… Он вел машину, что называется, двумя пальцами, с великолепной уверенностью профессионала (на самом деле с безрассудной лихостью махрового дилетанта, поправлял внутренний голос, ехидно напоминая о двух дырках в штрафном талоне). Впрочем, пустая дорога, пусть и слегка влажная, неприятностей не сулила.

– Тебя никто не обогнал? – переспросил я. Глеб равнодушно пожал плечами.

– Не заметил. Настроение было… Ну, ты понимаешь: когда не ждешь от жизни сюрпризов. Ни машин, ни огней, поселок будто вымер, тишина и тьма…

Он лениво покрутил ручку приемника, пытаясь поймать хорошую эстраду. На всех каналах стояло гробовое молчание, лишь на одной частоте, еле пробиваясь сквозь эфирные шорохи, заупокойный голос объявил: «Переходящее звание „Секс-символ России“ в этом году по единодушному мнению компетентного жюри завоевала Ирина Веригова, в недалеком прошлом – мисс „Ноябрь-97“. Наш специальный корреспондент взял интер…» И – пропал. Подумав о севших батарейках, он вздохнул и перевел взгляд на шоссе.

И увидел ЭТО…

В первый миг мелькнула несуразная мысль: он ошибся дорогой, описал круг и вернулся на съемочную площадку. Только там возможен такой сумасшедший дом. Поперек шоссе, метрах в двадцати впереди, держа идеальный, в линеечку, строй, неподвижно стояли три всадника. Абсурдность ситуации была таковой, что он даже не попытался как-то отреагировать – только разглядывал их со спокойным любопытством, подмечая детали: доброй ковки кольчуги и тяжелые нагрудные брони в желтых отсветах автомобильных фар, шлемы с опущенными забралами, длинные копья, предназначенные для конного боя…

Это показалось забавным. Но прошел миг, и фигуры вдруг утратили неподвижность. Один из всадников вытянул из-за спины тускло блеснувший меч, и по его команде три сильных боевых коня взяли с места в галоп, одним мощным движением. Два копья опустились одновременно, целя в лобовое стекло, прямо в лицо водителя. Он мог бы поклясться, что, несмотря на расстояние, видит пар, вырывающийся из лошадиных ноздрей, и слышит отчаянный, безумный крик воина, с улыбкой идущего на верную смерть… Пусть боковые стекла были закрыты, отделяя салон от внешних звуков и холодного ветра, пусть опущенные забрала хоронили крики под глухими шлемами… Он услышал их и завизжал сам, лихорадочно выкручивая руль и шаря ногой в поисках педали тормоза. Фары метнулись в сторону, высветили кювет и стволы сосен у обочины. Машину развернуло, взвизгнули шины, и две лошади с налета врезались грудью в капот и дверцу со стороны пассажира.

Всадники разом вылетели из седел. Один ударился о крышу машины и сполз вниз, оставив алый потек на боковом стекле. Второй, с треском сломав копье, распластался на дороге, точно сломанная ребенком кукла. Третий…

«Сегодня мэр города торжественно перерезал ленточку нового здания городской администрации. Это строительство было приурочено к семиде…»

Толчком распахнув дверцу, Глеб кубарем выкатился наружу. Будет здоровая вмятина на кузове, подумалось некстати, как о чем-то важном. Борька голову оторвет.

Огромный конь вырос над ним из мрака, точно из преисподней, и встал на дыбы. Злобное ржание ударило по ушам, в руке третьего всадника сверкнул занесенный над головой клинок…

– Откуда взялся пистолет? – спросил я.

– Купил в прошлом году. Даже сам не знаю зачем.

– И все время возил с собой?

– Ну да, в «бардачке», где техпаспорт. Сам знаешь, как сейчас на дорогах.

– А где приобрел? Не в «Эгиде-сервис»? (вспомнился «вальтер», из которого был застрелен ведун).

– Нет, это еще в Москве.

– Марка?

– «Макаров», девять миллиметров, – не задумываясь, ответил брат.

Пистолет лежал в «бардачке». Как он очутился в руках (в боевом положении: предохранитель спущен, затворная рама передернута), Глеб не помнил. Должно быть, рванул в полубеспамятстве – несколько секунд словно бы выпали из общего временного потока. Он не помнил даже, как нажал на курок. Всадник дернулся, меч выпал из ладони, лошадь – уже без седока – испуганно шарахнулась в сторону. Глеб бросил взгляд – человек лежал без движений, откинув голову назад и обнажив развороченный пулей кадык.

Движение чуть в стороне, меж елей. Что-то еле слышно щелкнуло и тонко просвистело над ухом. Он присел и развернулся, сквозь мушку и прорезь «Макарова» обшаривая пространство.

От черной мохнатой ели медленно, словно в дурном сне, отделилась фигура. В такой же кольчуге, но без панциря, в открытом полукруглом шлеме. Глеб разглядел перекошенное лицо. Это был совсем мальчишка, не старше семнадцати. Пришедший из неведомо какого мира, он дрожал в бессильной ярости: трое его боевых товарищей ушли, не уронив чести, и оставили его одного во враждебном лесу, с незащищенной спиной…

Он выпрямился на полусогнутых ногах и отбросил бесполезный разряженный арбалет. Стараясь унять дрожь в руках, вытащил из-за пояса кинжал. Он не посрамит своих друзей. И не заставит ждать себя долго…

Глеб видел, как последний противник бросился вперед, раскрыв рот в беззвучном крике. Видел оранжевую вспышку – будто софит мигнул посреди съемочной площадки… Видел, как пуля остановила чужой прыжок на середине, парня развернуло спиной и безжалостно швырнуло на землю.

Мальчишка не почувствовал боли. Он попытался снова встать, но ноги вдруг предательски обмякли, и он опустил удивленный взгляд, увидев собственную кровь на пробитой кольчуге. Сердце еще билось, но с каждым ударом все медленнее и слабее. Кажется, парень даже не связал свою смерть с той маленькой металлической штукой, которую Глеб зажал в трясущихся руках…

Не снимая палец с курка, Глеб осторожно подошел к лежавшему, наклонился над ним и заглянул в глаза – будто окунулся в черный омут, где все смешалось: тоска, ярость, боль…