Осколки Нашей Реальности - Медина Мирай Страница 4

Александр сполз с постели на пол и повернулся к окнам. Как бы ни пытался, подавить чувство вины он не мог. И не хотел. Она не давала забыть, что, даже если ему пришлось принять столь бессердечное решение, в нем, помимо неуемной любви к Каспару, оставалась хоть капля человечности.

В дверь постучались. Робин зашла сразу же, убежденная, что не услышит ответ. Александр не поднял на нее взгляд, продолжая сидеть спиной к кровати. В юноше в распахнутой белой рубашке, обнажающей его шрамы, в черных обтягивающих брюках с подтяжками, с неизгладимой гримасой грядущей скорби на лице и взглядом, в котором умерла сама жизнь, Робин не могла узнать своего старого друга. Утреннее объявление лишило Александра сил, но она чувствовала, что наряду с этим есть что-то еще, выходящее за грани ее понимания. Она вообще часто не понимала его. Только Каспар был способен на это.

Робин собралась заговорить, когда ее опередил тихий голос короля:

– Ты ненавидишь меня?

Робин замерла.

– Ненавижу? – спросила она еще тише, чем он.

– Ты знаешь, о чем я.

– Вовсе нет…

– Еще не успела? Ведь война только начинается. Уйти бы тебе, пока не поздно.

– Куда? – испугалась Робин. – И разве я могу вас оставить?

– А разве можешь стать соучастницей в этом грязном деле? – Александр повернул голову к ней и спросил, словно не мог поверить в предполагаемый ответ: – Ты готова убивать ради меня?

Робин покачала головой.

– Разве впервые я буду пачкать руки ради вас?

Александр глубоко вздохнул и заговорил еще тише. В голосе послышалась напряженность.

– Кажется, ты еще не осознала в полной мере, что грядет. Не представила последствия. Это будет кровь тех, кто не заслуживает смерти.

– Вы понимаете это…

– И что мне с этого понимания?! Что толку понимать чудовищность своих поступков, если я все равно собираюсь их совершить?

– Так прекратите! – Робин ахнула и зажала рот рукой, молясь, чтобы король не счел ее выкрик дерзостью. Она перевела дыхание и продолжила тихо: – Вы так убедительно обосновали причины этой войны, но если в душе ее не желали, то зачем начали?

Александр отвернулся и схватился за голову.

– Потому что у меня нет другого выбора, ведь иначе… Иначе потери будут ужасающими.

– Ваше Величество… – Робин не знала, как продолжить, вновь убедившись в том, что совершенно не понимает, как справляться с чувствами короля.

Впервые с утреннего выступления она спросила себя: а как я отношусь к нынешнему положению дел? Из чувства покорности монарху Робин и не подумала ставить под сомнение его решение или высказывать свое мнение. Но сейчас она вдруг поняла: мнения у нее попросту не было, и даже беспокойство не смогло его зародить. Ее больше волновали эмоции, мучившие друга. Причины, по которым он весь день просидел в своих покоях. И дело ведь не только в войне. Да, с тех пор, как Делинда умерла и груз ответственности за всю страну лег на молодые неокрепшие плечи Александра, он был сильно подавлен и, думала она, хуже уже не будет.

«Но ушел Каспар. И король ни слова о нем не сказал, а сам Каспар был так обеспокоен. Никогда не слышала от него подобных интонаций, – прозрела Робин. – И дня не прошло, а впечатление сложилось, словно минули годы. А может, эти двое расстались навсегда? Что же произошло?»

Спросить напрямую она не решалась. Не сейчас, быть может, позже? Или позвонить Каспару?

Мысли прервал телефонный звонок.

– Простите, мне придется отлучиться.

Александр услышал, как закрылась дверь. Он не отсчитывал время до возвращения Робин, а когда она зашла вновь, сказала осторожно:

– Нам пора в исследовательский центр.

Подземная военная база под видом исследовательского центра – так ее назвал бы король. Этаж с Нейроблоком был лишь вершиной айсберга. Под ним располагались огромная лаборатория военных разработок, казармы и тюрьма. Cras-04 был не единственным молодым городком с «исследовательским центром». Таких насчитывалось два: один неподалеку от Лондона и небольшая база в Грейт-Ярмуте. Они были связаны системой подземных железобетонных туннелей, по которым перевозились оружие и запчасти.

«Такое нельзя было построить за пару месяцев. Эти центры и все, что под ними, строились годами».

Александр мог лишь предполагать, что правительство подстраховалось на случай новой войны, и был уверен, что такие военные городки есть в каждой стране, входящей в Мировой Совет.

– Они из тех людей, кто говорит о мире, но никогда не выпустит из рук оружие, – неосознанно пробормотал Александр.

– Что? – Робин чуть оттолкнулась от кресла в машине.

– Ничего.

Он вдруг вспомнил, как ехал с Каспаром на проверку, как его длинные изящные, но сильные пальцы застегивали пуговицу на его рубашке и как печальный блеск поселился в его глазах, когда он увидел треклятые шрамы. В приливе новой волны тоски Александр уткнулся лбом в стекло и неосознанно сжал рубашку на груди. В голову ему пришла единственная тема, на которую он рассчитывал отвлечься:

– Робин, о чем тебе тогда рассказал лорд Даунтон?

Едва ли его интересовал ответ на собственный вопрос. Он лишь хотел, чтобы чужой приятный голос сотряс тишину в салоне и помешал ему вновь заниматься самоистязанием и жалеть об упущенном. Робин, озадаченная внезапностью вопроса, не заметила его равнодушия.

– Он рассказал о моих родных. О том, какими людьми они были.

Александр не испытывал мук совести за свою отрешенность. Об иных чувствах, кроме сожаления, тоски и всего, что они предполагали, он словно забыл. Эти чувства стали частью закрытого прошлого, и ничто не могло вернуть их назад. Выйдя из машины, он не сразу понял, что Робин закончила свой рассказ еще минуту назад. Его подозрительное молчание она списала на беды и тяготы, с которыми ему приходилось бороться в душе. Как она хотела, чтобы те поскорее закончились! Чтобы Александр, которого она знала, вернулся к ней. Но когда он выпрямился, опустил плечи, гордо поднял голову и уверенно зашагал по коридору центра, словно забыв о сопровождении, надежда в ее сердце перегорела. В его решительной походке, бесстрастном выражении лица, опущенных уголках бледных губ, забывших об улыбке, и непроницаемых тусклых глазах не осталось того Александра, которого она знала почти всю свою жизнь. Его подавили. Убили.

Впервые за долгое время в Робин, сжигая ее изнутри, зародились ярость и щемящая жалость, и причина этому стояла в конце коридора, у лифта, с распростертыми объятиями. Все внутри Робин сжалось от немого ужаса, и могильный холод пробрал ее до костей.

Делинда Каннингем. В черном шелковом комбинезоне без рукавов, с цепочкой из белого золота на длинной шее и черных лакированных туфлях на высоком каблуке. Короткая стрижка с длинной прядкой на лбу, признавала Робин, была ей к лицу.