Нильс - Андрей Валентинов Страница 4

— Осанка, юная фройляйн [8], осанка! В моем детстве нам привязывали деревянную линейку к спине. О, да! Тогда мне очень хотелось придушить классную наставницу, а теперь я ей очень, очень благодарна.

Осанка еще ладно, но временами tovarisсh Дора Богарне принималась напевать, причем репертуар весьма отличался от того, что можно услышать по московскому радио.

Песня — ладно, но иногда, когда Соль делала вид, что спит… Вот сейчас, например! Плоская серебряная фляжка, маленькая стопочка…

— Russkaja vodka! — восхитилась Соль, привставая и накидывая одеяло. — Tovarisсh Дора Богарне, а мне можно?

Спутница, ничуть не смутившись, выдохнула, а затем погрозила пальцем.

— Юная фройляйн! Я давно заметила, что вы не спите. Водка?! Я даже в 1918-м до такого не опускалась! Это, юная фройляйн, балтийский чай. Рецепт сообщу, когда вам исполнится восемнадцать.

Откинулась назад, прикрыла веки.

Оставалось подивиться, что поклонницу загадочного балтийского чая большевики не расстреляли в помянутом 1918-м.

Бухарест они проехали еще вечером, там стояли почти час, теперь поезд спешил к венгерской границе, если верить расписанию, вывешенному в коридоре. Вагон спальный, два человека в купе, охрана в соседнем. И еще дипломатические паспорта, пограничники, еле взглянув, поспешили пожелать счастливого пути. А у нее самой никаких документов нет, только табель из школы-интерната.

Интересно, что все это значит?

* * *

Глядя в окно поезда и считая придорожные телеграфные столбы (если есть часы, можно без труда определить скорость), Соль не раз вспоминала памятную поездку в Москву. Тогда, в начале лета, ее тоже везли под конвоем. Когда велели надеть орден, поняла, что не арест. Значит встреча? Но с кем? Оказалось, с давним знакомым — с наркомом Берией. Тот, впрочем, сделал вид, будто видит ее впервые. Еле кивнул и стал смотреть в сторону. Разговор вела скромно одетая старушка в железных очках, которую звали tovarisсh Андреева. Как выяснилось, она работает в Красном Кресте. Чем занимается эта организация, Соль, конечно, знала и очень удивилась, особенно когда tovarisсh Андреева принялась задавать вопросы. Старушку интересовало буквально все, но прежде всего, не обижают ли учащуюся интерната Зофи Ган, а главное, не нарушаются ли ее «права». Поскольку неделю назад директор лично разрешил слушать радиоприемник в его кабинете — каждый день, причем не менее часа! — Соль решительно заявила, что «права» не нарушаются. При этом она заметила, как с немалым облегчением вздохнул нарком Берия. Вновь удивилась: выходит, нарком не так всемогущ, как сообщали читанные ею во Франции и в Германии газеты?

Под конец tovarisсh Андреева заявила, что Красный Крест будет и дальше внимательно «отслеживать» ситуацию, и если появятся новости, немедленно ей сообщит. Сердце дрогнуло. Новости? Отец станет ее непременно искать! Неужели?

На прощание нарком Берия соизволил обернуться и поглядеть ей прямо в глаза.

— Увидимся!

Соль уже это слышала, поэтому ничуть не испугалась.

Потом ее отвезли обратно в интернат, и все пошло своим чередом. Экзамены, каникулы, новый учебный год. И вот теперь, в самом конце холодного дождливого октября… На этот раз класс, несмотря на дождь, повезли в подшефный животноводческий совхоз. Там всех построили и направили на ферму, ее же отвели в сторону, где ждало большое черное авто.

— Поедете с нами, гражданка Ган!

Орден остался в сейфе у директора, куда Соль сдала его после возвращения из Москвы, а иконку Девы Монсальватской она теперь всегда носила с собой.

* * *

Неведомая станция давно осталась позади, tovarisсh Дора Богарне спрятала фляжку и укрылась одеялом, поезд мчался сквозь ночь, вздрагивая на стыках, Соль же все не могла уснуть, глядя в темный потолок. Что-то случилось, что-то очень важное. Только что именно?

Уже на узкой границе сна и яви, скользя в черную бездну, она услышала знакомый голос:

— Увидимся!

Вначале подумала, что это нарком Берия, но потом поняла — нет, кто-то другой, но тоже памятный.

Когда-то очень давно, в прежней жизни, Анри Леконт заказал бронзовую табличку, дабы украсить дверь их семейной квартиры. Имя, фамилия, гордое «филолог» и приемные часы — с шести до восьми вечера. Не любил, когда отрывают от работы, кроме того смотреть на табличку было очень приятно. С тех пор изменилось все, но на двери его нынешнего жилища надпись все же имелась. Не табличка, листок бумаги на клею. Все то же, и приемные часы те же. Стучались, правда, очень и очень редко. Потому и не стал вешать колокольчик, как у соседей. Ни к чему.

— Ты дикарь и невежда! — уверенно заявил Пьер Вальян, отхлебывая из глиняного стаканчика. — Никакой богемы на Монмартре давно нет, сейчас сюда туристов возят. Веком не ошибся? Или ты экспонатом решил поработать?

Однокурсник постучал в дверь в три минуты седьмого. Если же учесть, что в портфеле он принес бутылку очень неплохого «Vigné-Lourac Duras-Cabernet», то можно и призадуматься. Со временем бывший приятель мог просто угадать, но красное вино? В дни их знакомства Анри Леконт предпочитал белое и то не всякое, считая себя знатоком. Красное пусть пьют плебеи! Тем не менее, Вальян принес именно красное…

Впрочем, пришел — ладно, принес — хорошо. В жизни и не такие совпадения случаются.

— Ты чем хоть занимаешься?

Анри Леконт очень удивился.

— Я?! Ничем серьезным. Как и ты.

Гость шевельнул усиками.

— Я, между прочим, вице-директор у Гастона Галлимара. Уже третий месяц.

Кажется, слегка обиделся. А чего обижаться? Дорогой костюм, модное пальто, запонки с камнями, вид сытый, ухоженный. Когда-то он сам, Анри Леконт, был таким…

— А я переводчик в издательстве «Файар». Это что, занятие? Ты, помнится, мечтал издать собрание сочинений Оноре Ракана с собственными комментариями? Еще говорил, что маркиз Ракан куда интереснее маркиза де Сада.

Гость неуверенно дернул острым носом.

— Ракан? Издам Ракана, обязательно издам. Сначала следует на ноги встать. От кого я это слышу, Анри? Ты же сам когда-то говорил…

Он кивнул в ответ. И говорил, и думал. Для карьеры нужен хороший фундамент. Например, несколько лет работы в престижном частном лицее, где каждая ученица — клад, если подойти с умом и должной осторожностью.