Император-гоблин - Сара Монетт Страница 4

–Благодарим вас,– сказал Майя, принимая помощь, в которой вовсе не нуждался. Женщина, казалось, удивилась не меньше капитана.

Воздушные корабли не были предназначены для перевозки пассажиров, однако ими часто пользовались курьеры и иные государственные служащие. Сетерис предложил освободить корабль и ссадить остальных пассажиров – четырех курьеров, двух миссионеров ипожилого мага,– ноМайя отказался и теперь едва не сожалел о собственной доброте. Чиновники не сводили с него пристальных взглядов расширенных глаз, иМайе казалось, что они, затаив дыхание, следят за каждым его движением.

После внезапного превращения в императора Майе захотелось таким же чудесным образом стать кем-то новым, но, увы, ни внутренне, ни внешне он не изменился. Майя был одет согласно трауру, во все черное, но даже невнимательный наблюдатель мог сразу заметить, что его одежда с чужого плеча, и что она была перекрашена, по меньшей мере, трижды. В прошлый раз Майя носил траур два года назад, когда умерла сестра императора, эрцгерцогиня Эбрене’ан. Тогда эти обноски Сетериса были ему велики, а теперь он едва смог натянуть ставшие тесными штаны и рубаху. УМайи не было ни шпилек ташин, ни гребней, поэтому ему пришлось заплести волосы в косы и кое-как закрепить их на затылке, чтобы они не закрывали шею. Такая прическа больше подходила ребенку, чем почти взрослому юноше, тем более императору.

Он устроился на свободном месте между Сетерисом и посланником лорд-канцлера. Возможно, посланник и счел поспешный отъезд нового императора в столицу угрозой планам своего господина, но ничем не выдал своих мыслей и охотно принял участие в подготовке к путешествию. Никто не смог бы упрекнуть молодого придворного в том, что он меньше Сетериса заботится об интересах Майи. Майя улыбнулся. Сетерис заботится о его интересах – какая ирония! Они с опекуном невзлюбили друг друга с первой минуты знакомства. Они встретились на похоронах матери Майи, императрицы Ченело. На корабле, который доставил тело умершей кУнтэйлейанскому Двору из глуши, куда ее сослал муж, в столицу приехал и ее убитый горем восьмилетний сын. Варенечибель IV даже не взглянул на ребенка, и сразу же после церемонии прощания Майю отдали Сетерису Нелару. Придворному было приказано отправиться вместе с мальчиком вЭдономи, бывший охотничий домик императора. С тех пор взаимная антипатия Майи и его опекуна нисколько не уменьшилась, скорее, наоборот.

Майя покосился на кузена. Сетерис прожигал свирепым взглядом ни вчем не повинную резную балку – так, по крайней мере, показалось Майе. Он никогда не видел Сетериса в спокойном расположении духа, если не считать вечеров, когда тот напивался в стельку и становился слезливым и сентиментальным. Сетерис с его дурным характером превратил подростковые годы Майи в настоящий кошмар. В качестве напоминания о жизни вЭдономи Майе до самой смерти суждено было носить на левом предплечье уродливые шрамы. Однажды Сетерис ударил его с такой силой, что он не удержался на ногах и врезался в весьма натуралистично исполненные оленьи рога из кованого железа, которые украшали каминную решетку в парадном зале.

Надо отдать Сетерису должное – он тогда по-настоящему испугался. После этого инцидента, оживившего однообразную и ничем не примечательную пятнадцатую зиму Майи, его наставник стал гораздо реже распускать руки. Однако Майя по-прежнему терпеть не мог Сетериса и знал, что никогда до конца не сможет простить кузену эпизод с каминной решеткой.

Женщина из команды корабля вошла в каюту и тщательно закрыла за собой дверь. Она откашлялась, хотя Майя не видел никакой нужды привлекать внимание пассажиров, сидевших в полном молчании. Видимо, у нее пересохло в горле от волнения. Наконец, она заговорила:

–Ваша светлость, капитан занял место на мостике, мы готовимся отчалить.

Сетерис незаметно ткнул Майю локтем в бок, и новоиспеченный император пролепетал:

–Благодарим вас.

Женщина с видимым облегчением поклонилась и уже обычной походкой, выпрямив спину, перешла в переднюю часть каюты, где находилось переговорное устройство для связи с экипажем. Майя едва успел задать себе вопрос, сможет ли он понять, когда «Великолепие Кайрадо» отчалит от мачты. В следующее мгновение корабль едва заметно покачнулся и начал подниматься к розоватому утреннему небу.

Путешествие на воздушном корабле доУнтэйлейанского Двора занимало два часа. По суше это расстояние можно было преодолеть в лучшем случае за четыре дня, и тоесли погода была хорошая, аИстанда’арта в месте переправы не был слишком бурным. Загудели двигатели, иМайя с облегчением подумал, что теперь у него есть предлог не разговаривать сСетерисом. За этой мыслью пришла другая – о последних минутах «Мудрости Чохаро». Меньше суток назад корабль с императором Эльфийских Земель на борту находился в воздухе. Майя размышлял о том, как погибли пассажиры и экипаж: успели ли они понять, что их ждет смерть, или небытие обрушилось внезапно, как орудие палача? Он попытался представить себе, как отец кричит и рыдает. Попытался представить его испуганным, но несмог. В воспоминаниях Майи о первой и последней встречи с отцом, император Варенечибель IV был высоким надменным мужчиной с ледяными глазами, с белым и холодным, как мрамор, лицом. Майя помнил богатые одежды, покрытые вышивкой, лунные камни, украшавшие пальцы и уши отца, вплетенные в его косы. Он помнил черные ленты, единственный знак траура, который император счел нужным надеть после смерти четвертой супруги; они были похожи на полосы чернил, запятнавшие безупречно белые одежды отца. Он помнил, как Варенечибель презрительно поморщился, увидев его, Майю, помнил мелодичный, но жестокий голос:

–Мерзкое отродье выглядит точь-в-точь, как его мамаша.

Эта картина, ясная, четкая, застывшая, как официальный портрет императора, который висел в приемном зале Эдономи, осталась в его памяти навсегда. Теперь его представления оВаренечибеле никогда не изменятся, он навсегда лишился надежды узнать собственного отца.

«С другой стороны,– подумал Майя, вжавшись в сиденье, чтобы не встречаться взглядом сСетерисом,– если бы твои представления об отце и изменились, то только к худшему. Благодари богов за то, что он сразу забыл о своем мерзком отродье».

Лиц братьев он не помнил. Он даже не понял, кто есть кто в толпе одетых в черное аристократов, стоявших вокруг гроба матери. Родственников ему показала придворная дама, которой велели присматривать за ним во время похорон, жена какого-то мелкого помещика. Он, конечно, давно забыл ее имя.

–Вон там – ваш брат Немолис и его супруга, это ваш брат Наджира, а рядом ваш брат Кирис.

Для него, мальчишки, все они были на одно лицо – равнодушные взрослые с белыми волосами и светло-серыми глазами. Никто из них даже не подошел к нему, ни вовремя похорон, ни потом. Возможно, они разделяли отвращение императора к полукровке, возможно, просто боялись гнева Варенечибеля. Майя не рискнул обратиться к братьям и невестке, не желая рассердить их. А теперь было слишком поздно. Он никогда не сможет поговорить с ними.

Ему хотелось откинуть голову на спинку кресла и закрыть глаза, но ибез напоминаний Сетериса он прекрасно знал, что императору не подобает вести себя так на публике. Семерых пассажиров и нервную женщину из экипажа корабля, очевидно, можно было рассматривать как «публику». В течение десяти лет Сетерис иМайя были убеждены в том, что им обоим предстоит закончить свои дни вЭдономи, но, тем не менее, кузен упорно вдалбливал своему подопечному правила придворного этикета и настаивал на их неукоснительном соблюдении. Для Майи это не являлось проблемой, поскольку Ченело воспитывала его как императорского сына, но сейчас ему неожиданно пришло в голову, что, пожалуй, следует быть благодарным кузену.