Земля - Валера Дрифтвуд Страница 4

Кто-то из тех двоих – Брук или не-человек – громко прихлёбывает чай.

–Ибрагимова… А чё сам не едет?

–Так помер. Я ж тебе говорила – год назад ещё письмо пришло, официальное…

Со своего места Рина не видит лица бледноглазого подсобщика, да ей не особо и хочется на него смотреть. Но ведь дедушка бывал здесь очень давно… а этот угрюмый не-человек его помнит.

–Старый был,– произносит после молчания орчий голос. Слова вроде циничные и пустые, но отчего-то звучат они весомо, будто бы с уважением.

Рина поднимается со своего места, с удовольствием чувствуя, что совсем отогрелась. Идёт к столу, чтобы налить себе ещё чаю.

–Всё не так плохо,– говорит она, и радуется звуку собственного голоса.– Но мы ещё толком не познакомились. Я Рина Стахова,– она протягивает не-человеку ладонь, и тот её пожимает – хорошо, крепко, но не чересчур.

–Ййр,– отвечает он (так вот какое оно, то вздорное имя из отчётов! Действительно мудрено выговорить – гласные и согласные будто обменялись свойствами!)– Ты и есть Аришка?

Аришкой её звал только дедушка Ибрагим. Значит, когда-то, вечность назад, он и о ней здесь рассказывал? А Ййр – запомнил?

–Это я,– кивает она.– Но лучше «Рина».

–Самуил Кнабер,– представляется Сэм сперва официальным тоном, а потом уже нормальным, по-дружески: – Сэм.

–Госпожа Брук,– говорит Рина.– Не согласитесь ли выполнить для меня одно поручение? Это важно. Ваша помощь, разумеется, будет вознаграждена.

* * *

Вроде и впрямь Ибрагимов отродышек, даром что курносая. Отсыревшие бурые волосы длиной до середины шеи пообсохли на дровяном тепле, распушились непокорно, почти как Ибрагимова седая грива. Сперва-то вся нахохлилась, ишь, будто хворый слёток; а теперь отпилась чаем – неплачь-травой, раздышалась – подбородок знай задирает точно на ибрагимов манер, и в голосишке-то являются схожие отзвуки.

Бугайчик-сопляк, Сэм, тоже вот озадачил погоняловом. Островной наёмник-северянин, тот словцом «кнабер» величал деревенских девчат, на которых у него слюни текли. Два лета всё мотался в сельцо, на людские танцы. А этот вот тоже Кнабер, шут его пойми, с какого перепугу.

Между тем ибрагимово курносенькое внучьё дует вторую долю, почти не разбавив крутой заварки, объясняет чего-то Брук, даже вон достала с рюкзака тетрадку на толстом картоне и расписывает шустро на листе, поясняя словами. Похоже, Брук придётся лишний раз с почты по телефону трезвонить, наводить шороху.

Бугайчик сперва всё мнётся около, пытается встрять, но ибрагимова Аришка тут явно управляется и своим умом. Потом Кнабер похаживает по широкой кухне наискосок, туда-обратно, руки в карманы порток запустил. Дубовый пол под ним легонечко скрипит.

–Где тут можно руки помыть?– спрашивает тишком.

Глумной, что ли. Или слепошарый. Три раза мимо умывальника прошастнул и не смекнул? Умывальник солидный, видный – плоский бак с краном внизу, с недавно чиненным, над здоровой квадратной раковиной, и рядом на стене повешено зеркало. Трудновато не сообразить, если ты человек. А Кнабер спрашивает. В земляной яме он рос? По повадке-то не похоже.

Ийр показывает рукой на умывальник – не ошибёшься, но предположительно глумной Кнабер руки мыть не спешит, а спрашивает ещё тише. А-а-а, так это ему отлить надо, а про мытьё рук, должно быть, наперёд разведывал. Смешной.

–Через сени до конца, и направо дверка,– объясняет Ййр, для наглядности поясняя путь жестами.– Не заблудишься.

Впрочем, через некоторое время делается ясно, что лучше было бы проводить. Не то чтобы бугайчик действительно заплутал, но судя по звукам, вместо того, чтобы пройти обратно тем же путём и без приключений мыть руки, Кнабер ради разнообразия зашёл на жилую часть с другой стороны. Вернуться на кухню легко можно и так, но не начал бы шарить без спросу. Ещё сопрёт чего-нибудь. Или Мину напугает.

* * *

Рина как раз отрывает исписанный листок из блокнота и передаёт его госпоже Брук, когда из-за стены, из недр станции, раздаётся странный звук, будто кто-то тихо взвизгнул. Почти сразу вслед за этим что-то тяжёлое ударяется во вторую дверь кухни, которую Рина ещё не видела открытой.

–На себя тяни!– советует Брук, ничуточки не утратив хладнокровия от этих пугающих событий, и через мгновение дверь действительно отворяется.

В кухню вваливается Сэм, и при взгляде на него Рина уже по-настоящему пугается.

–Там. Что-то страшное. В соседней комнате,– умудряется сообщить Сэм, бледный и весь какой-то взъерошенный.

Ийр очень быстро идёт навстречу неведомой опасности, аккуратно отодвинув Сэма с дороги. Через пару секунд раздаётся голос Ийра:

–Сам ты страшный. А ещё Кнабер… Это Мина.

Тут уж никак не усидеть на месте – наследница Ибрагима Стахова просто обязана увидеть своими глазами.

Комната за кухней тёплая, просторная и почти пустая. Пахнет травой и чем-то вроде сыроватого шерстяного пледа. Ийр стоит посередине, сложив руки на груди. А в сумрачном углу, на сваленных кучей растрёпанных циновках, лежит нечто на первый взгляд и впрямь устрашающее, задрав бесформенную голову.

–Что… оно… такое?– спрашивает Сэм откуда-то из-за плеча Рины.

Госпожа Брук раскатисто смеётся из кухни. Бледноглазый подсобщик опять глядит на Сэма так, будто у того не все дома.

–Коза,– поясняет орк. Ржаво-рыжее страшилище с широченным загнутым носом, нахально ухмыляясь перекошенной челюстью, таращит на незнакомых людей свои иномирные глаза и как бы в подтверждение Ийровой правды тянет:

–Мме-ке-ке.

* * *

–Ой, да не страдай ты, парниш. Ты бы её батю видел – ухистанский каменный козёл… редкостный козёл, редкостный. С непривычки глянешь – опозоришься влёгкую. Это пока маленькие они, хорошенькие, будто козлиные ангелята. А пока заматереют – такая морда делается страшная. Это ещё когда только-только урезали порцайку здесь, для острова, так тут и огород завели серьёзный. А с козоводством не срослось; Юзуф, когда уезжал, он последних для продажи забрал. Орчара себе для компании двух самых хилых козляток выпросил, Миньку да Мэгз, но это уж помеси.

–Помеси бульдога с чёртом,– говорит Сэм несчастным голосом.

Брук предпочла оставаться на кухне, и Сэм вернулся туда.

Ййр, присев на корточки, гладит козу по ужасной голове, чешет выпуклый козий лоб.

Впрочем, когда глаза слегка привыкают к её шокирующему облику, коза уже не кажется Рине безобразной. И пахнет от животного вовсе не так уж дурно.

–Не бо-ойсь, она смирная.

То ли фраза Ййра – про питомицу и обращена к Рине, то ли вовсе даже наоборот, но девушка подходит ближе и тоже присаживается погладить зверюгу по клочковатой рыжей шкуре. Мягкие, будто тряпочные, уши лежащей козы свисают почти до пола.