Скала Прощания - Тэд Уильямс Страница 4

Они медленно шли по петляющей тропинке, которая то сужалась, то расширялась, пересекая горный склон. Солнце стояло высоко над головой, но было закрыто темными облаками. Колючий ветер проносился над Минтахоком. Вершина горы была покрыта льдом, как и другие пики по всей долине. Но здесь, пониже, снег лежал пятнами. Кое-где на дороге белели широкие сугробы, снег занес даже входные отверстия пещер, но преобладали сухие камни и голая земля. Саймон представления не имел о том, является ли снег привычным для первых дней тьягара в Йикануке, но он точно знал, что слякоть и холод ему уже осточертели. Каждая снежинка, попавшая на лицо, вызывала возмущение: страшно болела кожа на щеках и скулах.

После того, как они покинули населенную часть горы, тролли попадались навстречу реже. Темные силуэты выглядывали из дымных отверстий пещер, еще две группы всадников обогнали их, следуя в том же направлении. Они замедлили ход, чтобы поглазеть, а затем торопливо двинулись дальше, как и первый отряд.

Саймон и Хейстен прошли мимо стайки детей, игравших в сугробе. Юные тролли, доходившие Саймону всего до колена, были одеты в тяжелые меховые куртки и вязаные штаны и походили на ежиков. У них округлялись глаза, когда чужеземцы проходили мимо, их высокие голоса умолкали, но они не убегали и не показывали страха. Саймону это понравилось. Он осторожно улыбнулся, щадя больную щеку, и помахал им.

Когда дорога, петляя, вывела их далеко к северному склону, они оказались там, куда совсем не долетали звуки поселка: слышен был лишь голос ветра, да кружился снег.

— Мне и самому это все не по вкусу, — сказал Хеистен.

— Что это такое? — Саймон указал вверх. Высоко на каменном уступе стояло яйцеобразное сооружение, тщательно сложенное из снежных кирпичей. Оно слегка светилось розовым светом, отражая скользящие лучи солнца. Перед ним молча стояли в ряд тролли с зажатыми в руках копьями, а лица их под капюшонами были суровы.

— Не показывай пальцем, парень, — сказал Хеистен, тихонько потянув Саймона за руку. Им почудилось или действительно несколько стражей перевели взгляды вниз? — Там что-то важное, сказал твой друг Джирики. Называется Ледяной дом. Эта мелкота что-то сегодня вокруг него суетится. Не знаю почему да и знать не хочу.

— Ледяной дом? — заинтересовался Саймон. — Там кто-нибудь живет?

Хеистен покачал головой.

— Джирики не говорил.

Саймон задумчиво посмотрел на Хейстена.

— Ты много разговаривал с Джирики с тех пор, как оказался здесь? То есть, с тех пор, как со мной не смог говорить?

— Да вроде, — сказал Хейстен, но, помолчав, добавил: — По правде сказать, немного. Он все время вроде бы о чем-то важном думает, знаешь? О важном. Но он неплохой вообще-то. Ну не по-нашему, а так неплохой. — Хейстен еще подумал. — Он вроде бы не такой, каким должен быть колдун. Говорит по-простому этот Джирики. — Хейстен улыбнулся. — Он к тебе относится по-доброму, говорит с тобой, как будто он твой должник. — Он усмехнулся в бороду.

Ослабевшему Саймону дорога показалась долгой и изнурительной: вверх и вниз, взад и вперед по склону горы. И хотя Хейстен подхватывал его под локоть каждый раз, когда он оседал, Саймон начал сомневаться, что осилит остаток пути, как вдруг они, обогнув выступ, который торчал на середине дороги, как камень на стремнине, оказались перед широким входом в Великий кратер Йиканука.

Огромное отверстие — не менее пятидесяти шагов от края до края — зияло в горе Минтахок, как рот, готовый произнести торжественный приговор. Вход сторожили огромные обветренные статуи с круглыми животами, похожие на людей, серо-желтого цвета, как гнилые зубы. Они сгибались под тяжестью свода. Их гладкие головы украшали бараньи рога, из ртов торчали клыки. Непогода веками стирала черты их лиц, но в глазах потрясенного Саймона это придавало им не столько вид древности, сколько еще не оформившейся новизны: как будто они все еще лепили сами себя из первобытного камня.

— Чидсик Уб-Лингит, — послышался голос позади него. — Дом предка.

Саймон даже подпрыгнул и повернулся, удивленный, но говорил не Хейстен: рядом с ним стоял Джирики, глядя на слепые каменные лица.

— Давно ты здесь? — Саймон устыдился своего испуга. Он оглянулся на вход: кто бы мог подумать, что эти крошечные тролли могут высечь у ворот таких гигантских стражей?

— Я вышел, чтобы встретить тебя, — сказал Джирики. — Приветствую и тебя, Хейстен.

Стражник прорычал что-то невнятное и кивнул. Саймон снова подумал о том, как складывались отношения между эркинландером и ситхи за долгое время его болезни. Даже Саймону иногда было чрезвычайно трудно вести беседу с принцем Джирики, который выражался туманно и уклончиво. Каково же приходилось такому прямодушному и прямолинейному солдату, как Хейстен, который не привык выслушивать рассуждений доктора Моргенса, способных свести с ума?

— Это здесь живет король троллей? — спросил он вслух.

— И королева троллей тоже, — подтвердил Джирики. — Хотя их называют по-другому на канукском наречии. Вернее будет сказать Пастырь и Охотница.

— Короли, королевы, принцы — и ни один не соответствует своему титулу, — проворчал Саймон. Он устал, тело болело, и ему было холодно. — Почему эта пещера такая большая?

Ситхи тихо засмеялся. Его волосы цвета вереска развевались на ветру.

— Потому что, если бы пещера была меньше, юный Сеоман, они несомненно нашли бы другое место для своего Дома предка вместо нее. А теперь нам пора войти и не только для того, чтобы ты мог согреться.

Джирики провел их между двумя центральными статуями в направлении мерцающего желтого света. Когда они проходили между колонноподобными ногами и Саймон взглянул на безглазые лица над огромными каменными животами, ему снова вспомнились философические рассуждения доктора Моргенса. Доктор неоднократно утверждал, что никто не знает, что его ждет: «Не строй планов на ожиданиях», — все время повторял он. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь я увижу подобное, попаду в подобные переделки? Никто не знает, что с ним будет…

Болезненная судорога передернула лицо, и холодок пробежал к сердцу. Доктор, как уже многократно бывало, оказался прав.

Огромная пещера с неровными стенами и высоким потолком была заполнена троллями, стоял крепкий кисло-сладкий запах горящего масла: по всему каменному залу — в стенных нишах и прямо в полу — горели сотни светильников с плавающими в масле белыми червячками фитилей, и свет их был ярче, чем серый дневной свет снаружи. Кануки в кожаных куртках, заполнившие зал, представлялись морем черных голов. За спинами их, как чайки на волнах, сидели младенцы. В центре зала, как на скале, выступающей из моря троллей, на платформе, высеченной из камня, сидели две фигурки.

Их освещал не просто масляный светильник, но целый ровчик, заполненный тем же маслом, что и другие лампы, фигуры как бы полулежали в подобии гамака, сделанного из красиво выделанной шкуры и привязанного кожаными ремнями к костяной раме. Парочка неподвижно сидела в уютном гнездышке из бело-рыжего меха. Глаза их ярко сверкали на круглых спокойных лицах.