Полигон - Сергей Кузнецов Страница 4

Я обернулся и поймал взгляд Антона. В нем читались растерянность и обида.

Это был последний раз, когда я видел его живым.

Леву и Антона увела девушка-менеджер, а мы с Михалычем и Николаем Николаевичем поднялись на лифте на третий этаж, в административное крыло.

Секретарь зама, веснушчатая рыжая девица, вскочила, когда мы вошли.

– Кофе, – сказал зам и повернулся к нам, – и?..

– Бутерброд с сыром, – добавил Михалыч. – Тебе, Артем?

– Ничего, спасибо, – сказал я.

Мы вошли в кабинет и расселись в удобных креслах за столом заседаний. Выражение лица зама было сама приветливость и предупредительность.

– Выпить не предлагаю, – сказал он, – понимаю: на работе. Или...

– А что у вас есть? – спросил Михалыч.

– Все, – мне понравилось, как это прозвучало.

– Тогда мне коньяку французского, граммов тридцать. А коллеге...

Я отрицательно покачал головой.

Ровно и красиво вошла секретарь, поставила на стол поднос с тремя чашечками кофе, сахаром, нарезанными ломтиками лимона и тарелкой с бутербродами с сыром и семгой.

– Приятного аппетита, – и так же ровно и красиво покинула кабинет, прикрыв за собой дверь.

– Школа... – выдохнул Михалыч, глядя ей вслед, и пригубил налитый замом коньяк.

Кофе был отменный.

Михалыч в три захода выцедил коньяк (зам пить не стал), зажмурился от удовольствия и не спеша принялся за бутерброды.

– Мы очень рады вас видеть, – говорил между тем Николай Николаевич, – но, право же, не стоило себя так утруждать. Вам достаточно было позвонить и продиктовать список – мы привезли бы все необходимое сами, помогли накрыть столы, и несколько наших менеджеров, имеющих соответствующий опыт, остались бы в банке – ухаживать за гостями во время застолья. И обошлось бы это гораздо дешевле, по сравнению с приглашением официантов из ресторана... Да что там... практически даром! – Мы с Михалычем переглянулись. – Если вы побудете нашими гостями еще... двадцать минут, я отдам необходимые распоряжения, и наши менеджеры все оперативно подготовят.

– Сладкоречивый вы наш... – Михалыч запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек два листка с логотипом банка, исписанные аккуратным ровным почерком Папы. Придвинул их Николаю Николаевичу. – Можете приступать.

Зам забрал списки, поднялся и резво метнулся в приемную.

– Н-н... что ж, организация мне нравится. – Михалыч дожевывал последний бутерброд.

Через некоторое время Николай Николаевич вернулся в кабинет и сел за свой стол.

– Отдыхайте, – сказал он. – Люди уже работают. Все будет по высшему разряду. Включить телевизор? Вам, – он посмотрел на Михалыча, – еще коньячку?..

Тот отодвинул пустую тарелку из-под бутербродов (все сметелил, надо же, молодец!..) и вздохнул:

– Нет, спасибо... Мне бы... того... Где тут у вас – ну?..

Зам приподнялся.

– Здесь, на третьем, в конце коридора. Проводить?

– Найду. – Михалыч вразвалочку пошел к двери.

Помолчали. Николай Николаевич пошелестел бумагами на столе, что-то почитал, нажал кнопку на селекторе:

– Анна, что у ребят?

– Еще пять-семь минут, – послышалось из динамика.

– Подарок готов?

– Да, Николай Николаевич.

– Отлично. И передай: пусть поторопятся. Мы задерживаем наших гостей. – Он отключился и любезно улыбнулся мне. – Вы совсем не поели...

Я не успел ответить, потому что тут все и началось.

Дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял охранник, взъерошенный и запыхавшийся. За его могучим плечом мелькнуло бледное, встревоженное лицо Ани.

– Я прошу прощения... – переводя дух, сказал охранник. – Там вашему сотруднику...

Я вскочил.

– Что? Кому?

– Тут, в туалете, на третьем... Плохо, что ли... Может, с сердцем...

– Вызывайте «Скорую»! – Я рванулся из кабинета. Охранник, пропустив меня, выскочил следом. – Куда?!

Он махнул рукой. Я побежал по коридору.

За дверьми стоял обычный гул позднего утра рабочего дня. Именно здесь, на третьем этаже супермаркета, арендовали помещения небольшие организации.

Двумя шагами позади пыхтел Николай Николаевич. Я слышал его все время, пока бежал по коридору, но в туалет я ворвался один.

В стерильном помещении царил прохладный полумрак. Я огляделся. На полу никого не было. Где же он?

– Михалыч! – рыкнул я. – Ты где?! Тебе плохо?!

Никто не отозвался.

Я глубоко вдохнул, заставился себя успокоиться (или хотя бы попытаться), несколько секунд подумал, шагнул к ближайшей кабинке, ухватился за верх дверцы и потянул на себя.

Сзади возникло движение.

Отпустив дверцу, я начал поворачиваться, одновременно доставая табельное оружие. Мелькнуло: «Развели. Как молокосо...»

Последовал сильный и профессиональный удар.

Перед глазами разлился ослепительный свет, и тут же все погрузилось в темноту.

Сознание возвращалось медленно.

Из темных глубин всплывали на его поверхность, как разрозненные паззлы, образы, обрывки разговоров, элементы окружающего мира. Все это никак не удавалось сложить воедино; я в тот момент, наверное, должен был ощущать себя десятилетним мальчиком, впервые – и без помощи взрослых – бьющимся над составлением огромной картины из множества маленьких составляющих.

Но в том-то и беда: я никак себя не ощущал.

Только эти бесконечные элементы мира, силившиеся помочь моему сознанию начать работать.

Оно не хотело. Отказывалось. Так ему комфортнее.

В таком состоянии я пробыл некоторое время. Сколько, я не знал. Наверное, довольно долго.

Потом кто-то – скорее всего Бог, кто же еще? – решил, что хватит прохлаждаться. Слишком много дел впереди. Паззлы понеслись быстрее, вдруг начали довольно логично складываться, одна полноценная картина являлась за другой... И я их видел! Если бы кто-то – опять Бог – наблюдал за мной со стороны, он увидел бы, как быстро движутся зрачки моих глаз под плотно сомкнутыми веками... Именно так показывали в некогда обожаемых мной американских ужастиках.

Следующий этап рано или поздно должен был наступить. И он наступил. Я открыл глаза.

К этому моменту я помнил все, что со мной произошло с утра этого дня. Все, вплоть до деталей.

Я открыл глаза и сразу уперся взглядом в потолок надо мной – аккуратный, нежно-голубого цвета. Крошечные светильники располагались на нем в два ровных ряда. Их свет был ярким, но не резал глаза.